Неужели человеческая жизнь столь смешна и ничтожна, что размышления о смерти превосходят все ее деяния, ибо достаточно только встать под знамена смерти и ты как бы незримо подымаешься над всеми, благодаря надменной отрешенности от суеты, которая и является жизнью человеческой. Целая цивилизация, прокричав "помни о смерти", исчезла в ее объятиях и только благодаря суете человеческой не канула в немотствующую бездну вселенского безразличия жизни, которая проглатывает саму смерть со всей ее надменной отрешенностью: и только наше сияющее эго сидит, как любопытный абориген на холме, и смотрит на их взаимопожирание, лепя из праха и экскрементов свистульку новой цивилизации.
Пробудитесь сейчас же, аборигены собственных иллюзий, ибо ваш мир " не плаха, не площадь, не трон, а летящий змей в звездных небесах, несущий тайные знаки ваших сущностей, бестелесных и вечных. Они сыпятся феерическими музыкальными струями на беззащитный открытый мозг человечества, ползающий раздробленно, как маленькие морщинистые черепашки, под каждой черепной коробкой и впитывающий ядовитые мелодии разверзнутых бездн. Нас никто не защитит и не спасет, потому что мы стары и дряблы, и никому не нужны, как любопытный абориген со свистулькой в губах.
42
" Юлий, ты забыл обо мне, " вернула меня из бреда Анела. Она приблизилась ко мне и положила свои влажные горячие ладони на мои глаза. " Ты спрашивал меня: нравишься ли ты мне? Я отвечаю, и пусть призрак слышит это, " я люблю тебя. Люблю тебя, как Фора.
" Что? "закричал я и, отбросив ее ладони с глаз, повалился на диван. " Что ты сказала? Как Фора?
Призрак брата беззвучно хохотал, глядя на мои страдания.
" Я же тебе говорил, Скалигер, что она похожа на тебя.
Я притянул к себе подошедшую Анелу и усадил ее рядом.
" Почему, как Фора? Ведь ты же сама здесь!
Анела чуть отстранилась от меня и я увидел в ее больших серых глазах смеющийся лукавый взгляд Форы.
" Фора, верни Анелу, " простонал я. " Я влюбился впервые в жизни. Не отнимай ее.
Фора как будто услышала меня и вновь передо мною сидела девочка с шоколадными волосами, грустно смотревшая на меня и шептавшая: "Я люблю тебя".
На стуле, где находился призрак брата, никого не было.
" Ты где?
Молчание повисло в воздухе. Неожиданно Анела поднялась с дивана и, словно лунатик, вытянув худые руки, подошла ко мне и поцеловала в губы. Ее холодное прикосновение пронзило меня.
43
" Сколько тебе лет, Юлий?
" Двадцать пять, а может " семьдесят пять. Не знаю.
" Ты стал говорить так же, как и я, " улыбнулась Анела.
Мы лежали на диване под зеленым китайским пледом. Ее шоколадные волосы, собранные в пучок, обозначили маленький продолговатый череп. Анела повернулась ко мне лицом и я вздрогнул, ощутив ее голый прохладный живот и легкое игрушечное касание острых сосков упругой груди.
" Где ты блуждал, Скалигер? " спрашивала Анела, прижимаясь.
" Ты хочешь спросить, " где я был, когда тебя не было?
" Вот именно.
" Я рождался и умирал. Рождался и умирал. И так каждый день.
" Ну а сейчас ты родился или умер?
" Я постарел.
Анела поняла меня.
" Я постараюсь не исчезнуть, хотя, как ты догадываешься, от меня это мало зависит. Решает Фора, " на глазах Анелы показались слезы. " Что мне делать, Юлий?
" Девочка моя любимая. Чтобы избавиться от Форы, ты должна убить ее, но тогда ты вообще не сможешь явиться ко мне. Одной моей любви недостаточно, чтобы вытащить тебя из будущего. Фора позволила мне любить тебя. И ты есть.
" Я не хочу зависеть от нее. Только ты должен распоряжаться моим присутствием. Я боюсь ее, Юлий!
" Как ты дрожишь! Как я люблю тебя, Анела!
Анела обхватила меня свободной рукой, расцарапав до крови плечо.
" Ой, что я наделала, " испуганно вскрикнула она, выскочив из-под зеленого пледа. " Где у тебя йод?
Пока она бегала на кухню, я с удовольствием смотрел на ее худенькую фигурку подростка с темно-малиновыми пятнами крупных сосков и серебристым треугольником, тонкой струйкой доходящего до пупка, напоминающего глаз морской рыбы, плавающей у берегов Австралии.
Если бы мне в тот миг кто-либо сказал, что это только чувственная фантазия больного мозга, я бы посмеялся и продолжал бы наслаждаться созерцанием Анелы, бегавшей по квартире в поисках йода обнаженной, не стыдившейся своей наготы, поскольку интуитивно понимала, что я обожаю каждое ее движение, каждую полутень на ее еще не сформировавшемся детском теле. Но мне никто не сказал, да и не мог сказать, потому что мы пребывали в полном одиночестве, оставленные на время вдвоем живыми и мертвыми. Но когда она слишком быстро передвигалась, я не мог не заметить, что в движении она как бы становится еле видимой, почти прозрачной, что каждое резкое передвижение что-то смещает в ее субстанции, лишенной полнокровной телесности.
