" Твою любовь унесло грядущее, оставив с тобой смерть и покой в моем лице: желтоглазая Николь была удивительно похожа на живую,
правда, когда я взглянул на ноги Николь, то увидел, что они были просто лиловыми, без ажурных чулок.
29
Что делать? Жизнь мне преподносила разные удивительные загадки " и на сей раз она не оставила меня. Я со своей новой Николь и друзьями отправился вновь в свой маленький Ажен. Шли мы долго и подошли к городу поздней ночью. Городская стража нас в такую ночь не пустила бы и мы решили остановиться в небольшой пещере, заросшей колючим кустарником.
Пока Пьер и Жакино вместе с моей Николь занимались благоустройством пещеры, разжигали огонь и готовили нехитрую еду, я сидел у выхода на большом белом камне и смотрел на высокое голубое небо, где изредка посверкивала одна звездочка, напоминавшая мне совсем еще недавно такую беззаботную и мечтательную жизнь лекаря Бордони, взявшего имя Скалигеров, чтобы написать трактат о слове.
А что, собственно, хотел сказать людям я в этом трактате, который тогда еще неоконченный, лежал у меня в кожаном чехле и являлся на свет божий только тогда, когда я в полном одиночестве располагался после трудового дня у стола на низенькой ребристой скамеечке, раскладывал длинные желтоватые листы и принимался писать: "Все, что существует, можно разделить на три рода: необходимое, полезное, приятное. В соответствии с природой этих родов либо сразу возникла, либо с течением времени развилась речь. Ведь человек, совершенство которого зависит от познания, не мог обойтись без того орудия, которое должно было сделать его причастным мудрости. Наша речь " это своего рода переводчик наших мыслей, для обмена которыми люди собираются вместе, с помощью речи развиваются искусства, происходит обмен знаниями между людьми. Ведь мы вынуждены искать у других то, чего не имеем сами, требовать исполнения несделанного, запрещать, предлагать, строить планы, решать, отменять. В этом первоначально и состояла природа речи. Но вскоре применение ее расширилось, она становилась нужнее, ее грубое и необработанное тело получило как бы новые размеры, формы, очертания, возник некий закон речи. Наконец, появились красивый убор и одеяние, и материя, украшенная и как бы одушевленная, приобрела блеск".
30
Лиловые ноги Николь из Монтобрана заставили меня поверить в реальность моих блужданий в мире грез. Не все ли равно, кто я: лекарь Бордони из Ажена, или филолог Скалигер, у которого умерли родители, " человечеству наплевать. Но вот лиловые ноги Николь, грязный старик Жан Понтале насилующий подростка или Ангелина Ротова в призрачном своем состоянии совокупляющаяся с зарезанным мной братом, " все это врежется в мозг каждого. Переплетения сна с явью стали для меня мучительной необходимостью, сладким наркотиком, без которого я уже не мыслю своего существования и не представляю существования других людей.
Я хочу сказать всем: "Люди, вы живете в малом пространстве своих насущных желаний, но разве вы не ощущаете того, что в ваших глубинах ворочается хаос, подобный дикому огромному зверю, который, рано или поздно, проснется и разорвет вас на части. Так не дожидайтесь этого " выпустите его на волю. Он не так страшен, каким представляется в снах и в бреду".
Левой рукой в черной лайковой перчатке я нащупал в кармане брюк литой кругляш и вытащил его. Поглядев на него с минуту, я запустил им в черное звездное небо.
" Фора! " просвистел предмет.
" Я здесь, Скалигер! " ответил мне тихо нежный голос.
Я оглянулся, но никого рядом не увидел.
" Что за чертовщина?
" Ищи лучше, " подсмеивались надо мной.
" Фора, прекрати свои фокусы. Прошу тебя.
" Посмотри внимательнее перед собой.
Не отрывая глаз от того места, откуда доносился нежный голос, я пошел ему навстречу.
" Ты раздавишь меня!
В темноте за черным скелетом сиреневого куста я увидел Фору в спортивном костюмчике. Она деловито расстелила на стриженой газонной траве газету, вытащила из сумки всякую снедь и напитки, и ласково посмотрела на меня.
" Садись, Скалигер. Ты так долго не звал меня. И все из-за своей Николь! Как тебя угораздило влюбиться и оставаться там до своей смерти? Ведь если бы не твой трактат, то ты бы так и остался в пятнадцатом веке.
