Решение заняло у Краузе все время спуска и подъема по трапу; вернувшись в рубку, он был готов вновь приступить к насущной задаче и, снимая красные очки, как бы символически перенес внимание с корабля за его пределы.
– Локатор докладывает нечеткий контакт, дистанция неопределенная, пеленг приблизительно два-три-один.
– Это первый контакт с моего ухода, мистер Харбатт?
– Да, сэр.
– Где «Виктор»?
Харбатт сказал где. За три минуты ситуация медленно развивалась по стандартному сценарию.
– Я принимаю управление, мистер Харбатт.
– Есть, сэр.
– Право на борт. Курс один-шесть-два.
– Есть право на борт. Курс один-шесть-два.
И вновь он ведет охоту.
– На румбе один-шесть-два, сэр.
– Орел – Джорджу. Иду на сближение курсом девять-семь.
– Очень хорошо.
Эта конкретная охота шла уже три часа. Они не уничтожили подлодку, но, по крайней мере, не дали ей атаковать, оттеснили ее с пути конвоя к флангу. Три часа – не такое уж долгое время; британцы однажды преследовали одну подлодку более суток. И все это время немец расходует аккумуляторы, идя на шести узлах, вместо того чтобы ползти на трех или висеть без движения. Воздуха должно быть еще много, но командир подлодки наверняка уже тревожится за батареи, даже если при первом контакте она только что всплыла и в бой вступила с полными воздушными баллонами и полностью заряженными аккумуляторами (а так оно, скорее всего, и было).
Однако тревоги немецкого капитана, который, истощая батареи, уворачивался от двух эсминцев, не шли в сравнение с тревогами самого Краузе. Он отогнал врага от фланга, но оголил фронт. У «Доджа» и «Джеймса» своих хлопот хватало, судя по рапортам, которые они делали в редкие свободные минуты. Рано или поздно враг отыщет слабое место в их обороне. Двумя эсминцами и двумя корветами защитить весь периметр большого конвоя от решительного, хорошо организованного противника не просто трудно, а невозможно. В следующую передышку, пока сбрасывали новую серию глубинных бомб (двадцать часов боя настолько закалили «Килинг» и Краузе, что сбрасывание глубинных бомб стало временем передышки), он выстроил в голове идеальную картину охранения: еще три корабля, чтобы защищать фронт, пока они с «Виктором» преследуют врага, два на подмогу «Джеймсу» и «Доджу» и один для прикрытия тыла; да и еще один для перехвата не помешал бы. Четыре эсминца и восемь сторожевых кораблей было бы в самый раз. А еще поддержка с воздуха; мысль о поддержке с воздуха пронеслась у Краузе в голове как ракета. Он слышал, что сейчас строят маленькие авианосцы; их самолеты оборудованы радарами, так что волчьей стае особо не развернуться. Америка, Англия и Канада спускают на воду все новые эсминцы, корветы и авианосные крейсеры – так убеждали его газеты и секретные брошюры. Надо думать, каким-то образом для них наберут команду и через год караваны будут охраняться как следует. А покуда его долг – обходиться имеющимися средствами. Каждого дело обнаружится[34].
– Право на борт. Курс ноль-семь-два, – сказал Краузе. – Джордж – Орлу. После вашей следующей атаки я пройду поперек вашего кильватера.
Он забыл сесть, однако ноги про это не забыли и при первом же шаге напомнили о себе резкой болью. Краузе рухнул на стул и вытянул их, убеждая себя, что в темной рубке никто толком не увидит, что их требовательный капитан позволил себе вольготно развалиться. Разум доказывал, что сидеть можно, даже нужно, и все равно он беспокоился, как это скажется на дисциплине и боевом духе команды.
– Кормовой впередсмотрящий докладывает, в конвое пожар, сэр, – сказал телефонист.
Краузе вскочил, не успев даже подумать, что это – кара за уступку своим слабостям. Да, пожар. И только Краузе увидел пламя, как в ночное небо взмыли ракеты; новая алая вспышка озарила надстройки одного судна, очертив черный силуэт другого. Торпеда. И, судя по интервалу между взрывами, не торпедный веер, настигающий разные суда. Нет, подлодка последовательно торпедировала одну жертву за другой.
– Локатор докладывает контакт на пеленге ноль-семь-семь, – сказал телефонист.
У них тут с «Виктором» одна подлодка; малейшая ошибка ее капитана, и ей конец. Позади гибнут в ночи люди, жертвы хладнокровной снайперской стрельбы. Надо выбирать. Сейчас он переживал самый мучительный в своей жизни миг, хуже, чем когда услышал про Эвелин. Этих людей придется бросить на смерть.
