в которой у Гретхен, рассчитывавшей спокойно провести субботний денек, все идет вкривь и вкось и она узнает удивительные детали, касающиеся удивительного открытия, сделанного ею в пятницу
Каждую субботу Гретхен после школы отправлялась вместе с Гансиком к папе. Для Гретхен это был папин день. Бывало, она оставалась у отца до вечера воскресенья. А иногда даже приходила Магда. Но это случалось только тогда, когда она была в ссоре с Пепи. Если же у них все было в порядке, то Магда ни за что не желала расставаться с Пепи ни на минуту – их было не разлучить! А поскольку папа, со своей стороны, решительно отказывался «пасти» сына Мари-Луизы, которого иначе как «ужасным ребенком» не называл, то он лишался и общения со своей любимой Магдусей.
Гретхен благополучно отсидела четыре скучных урока, которые скрасило только то, что они с Габриэлой все время упражнялись в чтении по губам. Габриэла недавно откопала на блошином рынке среди пыльных завалов старых книг «Пособие для учителей, работающих в спецшколах для глухонемых». Подруги быстро освоили азы и даже поднаторели в этом деле благодаря усиленным тренировкам. Простые сообщения они могли уже передавать друг другу без особого труда. Правда, для полноценных подсказок усвоенных навыков пока не хватало.
В двенадцать прозвенел спасительный звонок, и Гретхен побежала за Гансиком, но на пути возникло непредвиденное препятствие – Флориан Кальб.
– Пупсик мой, не сходить ли нам сегодня в кинишко? – спросил он.
– Ты же знаешь, у меня сегодня «родительский день». Я у папы! – не без досады ответила Гретхен.
Флориан предложил перенести поход в кино на воскресенье. Он по-хозяйски положил Гретхен руку на плечо, притянул ее к себе и нежно проворковал:
– Для тебя, дорогая, у меня всегда время найдется!
Гретхен не хотелось договариваться заранее.
– Что там будет завтра, я не знаю, – уклончиво сказала она. – Может, мне захочется идти в кино, а может, и нет.
Она милостиво разрешила Флориану позвонить ей завтра утром.
– Только умоляю, не раньше половины десятого!
– А куда звонить-то? Ты где будешь – у папы или у мамы? – решил уточнить Флориан.
Гретхен сказала, что сама еще не знает и потому лучше попробовать и туда, и туда.
– Ну, тогда до завтра, пупсик! Целую в пузико! – небрежно бросил Флориан уже на ходу, отцепившись от Гретхен.
Гретхен была вне себя от ярости. Флориан, взявший за привычку прощаться с ней таким дурацким образом, нарочно произнес эту фразочку так громко, чтобы все в классе слышали.
– Придурок! – сказала Гретхен и постаралась, чтобы все в классе услышали и ее реплику.
Гретхен выскочила в коридор и тут же наткнулась на учительницу музыки.
«Только не это!» – подумала она, надеясь незаметно проскочить мимо почтенной дамы. Но не тут-то было.
– Закмайер! Наконец-то! – воскликнула учительница и ухватила Гретхен за рукав. – Тебе разве не передали, что я хочу с тобой поговорить? Я уже раза три просила сообщить тебе об этом!
Гретхен покачала головой и изобразила удивление. Хотя Отто Хорнек ей многократно говорил, что «старушка певичка», как он называл учительницу музыки, желает с ней побеседовать и просит зайти в учительскую. Гретхен прекрасно знала, о чем с ней хочет побеседовать учительница, и всячески противилась встрече, потому что певичкина затея ей категорически не нравилась. А затея сводилась к тому, чтобы заманить ее в церковный хор. Дело в том, что у Гретхен был чистейший ангельский голос, который учительница высоко ценила. Гретхен очень любила петь. Но она как-то с трудом представляла себя в церковном хоре.
– Я спросила родителей, – сообщила Гретхен учительнице, – но они не разрешили мне ходить в хор, потому что на выходных мы ездим к бабушке, за город. Мне тогда придется оставаться одной, ведь хор поет по воскресеньям, но я для этого еще мала, говорят они, – для того чтобы одной оставаться дома, а не для пения, конечно! – протараторила Гретхен и даже не покраснела.
Ей было нисколько не стыдно за свою мелкую ложь. Ведь не могла же она обидеть старушку и прямо сказать ей, как относится к пению в церковном хоре.