– Сначала расскажи все до конца! – потребовала она.
– Отпусти! – заверещал Гансик. – Я вообще с тобой больше не разговариваю!
Гретхен цепко держала его в своих объятиях. Гансик понял, что ему не отвертеться.
– Потом вернулись мама с Магдой, – мрачно заговорил он. – И папа начал орать. Очень громко. Мама тоже орала. Еще громче. Сказала, что она с ним разведется. Вот и все. Собрала вещички, схватила Магду – и привет!
– Да ты что?! Не может быть!!! – не поверила своим ушам Гретхен. Ошарашенная новостью, она отцепилась от Гансика.
– Может! – отозвался Гансик, который, похоже, передумал убегать. – Набили два чемодана и ушли!
– Врешь ты все! – прокричала Гретхен и бросилась в кладовку.
Там у них хранились чемоданы. Гретхен распахнула дверь и сразу увидела: двух больших клетчатых чемоданов нет. Гансик не обманывал. Она медленно побрела назад в кухню, где ее поджидал Гансик.
– А что мама сказала о нас? – спросила Гретхен.
– Мы, естественно, остаемся тут! – решительно заявил Гансик. – Потому что папа нас ни за что не отдаст! Он не может доверить детей женщине, которая совершенно лишилась разума! Так он сказал.
– Это ты лишился разума! – рявкнула на него Гретхен.
Гансик заплакал. Из глаз у него текли крупные слезы. И нижняя губа дрожала.
– Ну, Гансик, не надо плакать! – смягчилась Гретхен.
– Пошла ты к черту! – проговорил Гансик сквозь всхлипывания, утер ладошкой слезы и скрылся в детской.
Гретхен взяла веник и принялась сгребать мусор. В помойное ведро такая куча не помещалась. Гретхен стала искать пакет, чтобы собрать в него осколки. Пока она искала, она все думала, куда могли отправиться мама с Магдой. Наверное, пошли к этой Мари-Луизе. А если нет, то она, скорее всего, знает, где их искать. Номер телефона Мари-Луизы должен быть у мамы в телефонной книжке, которая обычно лежит на столике в коридоре.
Гретхен бросила уборку и побежала в коридор. Но у телефона маминой синей книжечки не оказалось. Гретхен обыскала всю квартиру – безрезультатно. Она пошла к Гансику и спросила, не видел ли он мамину телефонную книжку, но тот не реагировал. Он забрался в кровать и лежал там на верхнем ярусе, свернувшись калачиком под пухлым одеялом.
Гретхен села за письменный стол. Взгляд ее упал на альбом Гансика. Богатая коллекция! Под каждым перышком была прилажена табличка, закрепленная цветными нитками. «КАКАДУ», «БОЛЬШОЙ ПОПУГАЙ», «ДРОЗД», «ГОЛУБЬ», «ВОЛНИСТЫЙ ПОПУГАЙЧИК», «КАНАРЕЙКА», «РЯБЧИК», «ВОРОБЕЙ», «КУРИЦА», «ПАВЛИН», «ПЕТУХ» – прочитала Гретхен подписи. Она повернулась к кровати и сказала, обращаясь к одеялу:
– А знаешь, мне кажется, зря ты перья так хранишь. Жалко! Лучше купить такую большую панель, повесить ее на стену, покрасить в белый цвет и посадить все перья на булавочки. Красиво будет, как считаешь?
– Для белых перьев не годится, сольются с фоном! – раздалось сквозь всхлипы из-под одеяла.
– Тогда покрасим в черный! – тут же нашлась Гретхен.
– Ага, тогда черных перьев будет не видно! – голос под одеялом звучал уже чуть пободрее.
– А мы покрасим одну половину в белый – для темных перьев, а другую в темный – для светлых! – не сдавалась Гретхен.
Гансик высунул голову из-под одеяла. Глаза у него покраснели от слез. Он громко шмыгнул носом. Нос у него тоже был весь красный. И распухший.
– Значит, ты останешься с нами? – спросил Гансик.
– В каком смысле? – искренне удивилась Гретхен.
– В смысле, что ты не уйдешь к маме, – пояснил Гансик.
– Ну что у тебя за тараканы в голове! – сказала Гретхен и решила про себя, что весьма дипломатично вышла из положения: такой обтекаемый ответ давал возможность Гансику интерпретировать его как угодно, а ее саму ни к чему не обязывал.
Гансик выбрался из-под одеяла, утер рукавом пижамы нос, приподнял краешек матраца и достал оттуда слегка помятый конверт.
– Вот, – сказал он, – мама велела тебе передать!
Гретхен подскочила и выхватила у него конверт.
– Я не хотел тебе отдавать, – признался Гансик, – потому что там написано, что сегодня вечером она придет и заберет тебя!
Гретхен открыла конверт и достала письмо.
– А ты что, уже всё прочитал? – спросила она.
