– Казаков! Всегда был уверен, что наше знакомство завершится именно таким финалом, ибо в вашей натуре неистребима ненависть к советскому строю и непреодолима жажда злодействовать. От расплаты за Промпартию удалось ускользнуть, вторично счастье не улыбнется. Докладывайте, какое замыслили преступление против однажды напрасно пощадившей вас советской родины.
Я постарался ответить с почти нахальным спокойствием, хотя все нутро сводило от волнения – уж больно высока была ставка в задуманной мною игре.
– Нечего мне докладывать, гражданин Председатель Военной Коллегии, о совершенных мною огромных злодеяниях, ибо не было никаких злодеяний – ни огромных, ни даже крохотных.
Он хлопнул рукой по папке с надписью: «Хранить вечно», где содержались протоколы допроса, извлеченные из моего служебного архива документы и обвинительное заключение,
– А это что? Собственноручные показания о вредительстве! Взрыв огромной станции, которая должна была существенно повысить мощь нашей социалистической индустрии! И это вы имеете наглость именовать – никаких самых крохотных злодеяний! Много повидал преступников, Казаков, но таких, как вы!..
– Показания от первой буквы до последней точки – сплошная липа. Меня принудили к такой лжи угрозы вашего следователя. Я знаю ваши порядки, гражданин Ульрих, и чувствовал, что не вынесу лубянских третьих степеней. А на суде, так решил, скажу всю правду. Попытки взорвать станцию не могло быть, потому что самой станции не существует. Она пока еще только проектируется.
– Но ведь получили пятьсот тонн аммонала для взрыва станции!
– Аммонал весь пошел на то, для чего и был предназначен, – предварительное выравнивание площадки будущей станции, местность там довольно холмистая.
С молчаливой радостью я видел, что Ульрих порядком озадачен. Меньше всего он мог предположить, что я разыграю со следователем подобный сюжет. Он перекинулся несколькими словами со своими помощниками в таких же военных мундирах, как и он сам, только звездочек на отворотах воротника у каждого было поменьше, и снова обратился ко мне:
– Чем вы докажете, Казаков, что станции не существует?
– Проще всего поехать на стройку и собственными глазами убедиться, что даже котлованы под оборудование не выкопаны. Сфотографировать стройку и приложить фотографии к делу, как документ, полностью опровергающий все измышления следствия.
Ульрих побагровел от ярости.
– Снова раскрываете свою черную душу, Казаков! Оторвать квалифицированного работника от срочных государственных дел, услать в длительную командировку, отложить суд – и переждать спокойно в камере, не изменится ли за это время ситуация! Один раз вам удался похожий план, сейчас не удастся. Заслуженного наказания вам не избежать. Больше не имеете доказательств, что станции реально не существует?
– Почему же не имею? Есть и другие доказательства, столь же убедительные. Позвоните из Ленинграда в институт «Теплоэлектропроект» и вам разъяснят, что еще ни одного рабочего чертежа на строительство самой станции не спущено, есть только мое проектное задание и разрабатывается технический проект по этому заданию,
Ульрих гневно встал и с грохотом отодвинул стул.
– Заседание суда откладывается, Уведите подсудимого.
И я снова сижу в прежней моей одиночке и размышляю, как же сложится теперь мое будущее и что станет с одураченным следователем. Я даже посочувствовал ему – хода наверх уже не будет, такие промашки лубянское начальство своим гаврикам не прощает. Все же он был неплохой парень, так по-человечески обрадовался, что избивать меня до полусмерти, а то и в прямую смерть не придется. Потом и на себя рассердился – черта мне в следователе, своя шкура к телу ближе, а он что заслужил, то и получил.
Через энное времечко меня вызывают к какому-то канцелярскому тюремщику – и подписываю любопытнейшее постановление уже не Военной Коллегии, а Особого Совещания при наркоме НКВД: «Казакову Аркадию Николаевичу определить 10 лет тюремного заключения с последующим поражением в правах по статье: подозрение во вредительской деятельности». Вот так прямо и прихлопнуто – не какая-то там номерная статья Уголовного Кодекса, не конкретная вина, а новый вид уголовного наказания – по одному подозрению. Могу гордиться, что применили ко мне такую впечатляющую юридическую новинку,
