Он отличался от других Безмолвных братьев, которых она встречала. Его лицо было совсем молодым и даже привлекательным, в угольно-черных волосах были серебряные пряди, а глаза и рот плотно закрыты, но не зашиты. На обеих щеках были безжалостно вырезаны руны. Они напомнили Селин о том, как она завидовала Братству. У них были такие же шрамы, как у нее, и они, так же, как и она сама, вынесли непредставимую боль. Но их шрамы дарили им силу, а их боль можно было не принимать во внимание, потому что они ее не ощущали. Но стать Безмолвным братом девочки не могли, что всегда, казалось, Селин несправедливым. Женщинам дозволялось присоединиться к Железным сестрам. Эта идея привлекала Селин в детстве, но теперь у нее не было никакого желания быть заточенной в монастыре на горной равнине с созданием оружия из адамантия в качестве единственного доступного занятия. Сама мысль об этом вызывала у девушки приступ клаустрофобии.
«Простите, что напугал вас. Я заметил ваш интерес к кулону».
— Он просто… просто напомнил мне кое о ком.
«О ком-то, кто вам небезразличен, как мне кажется».
— Ну да, пожалуй.
«Этот кто-то случайно не Эрондейл?»
— Да, и он бесподобен. — Слова сорвались с языка случайно, но произнести их вслух оказалось неожиданно приятно. Она никогда раньше себе такого не позволяла — ни перед кем. Даже наедине с собой.
Возможно, дело было в том, что присутствие Безмолвного брата ощущалось не так, как присутствие кого бы то ни было другого, или даже одиночество. Довериться Безмолвному брату казалось безопасным, подумала она, ведь кому он мог рассказать?
«Стивен Эрондейл», — произнесла она тихо, но твердо. — «Я влюблена в Стивена Эрондейла».
Сказав это, она почувствовала прилив силы, будто хоть на грамм приблизила осуществление желаемого.
«Любовь к Эрондейлу может быть величайшим даром».
— Да, это замечательно, — достаточно горько проронила она, и Безмолвный брат заметил ее интонацию.
«Я вас расстроил».
— Нет, просто… Я сказала, что я люблю его. Он же едва ли замечает, что я существую.
«А-а».
Глупо было рассчитывать на сочувствие со стороны Безмолвного брата. Все равно, что искать сочувствие у камня. Его лицо осталось абсолютно безучастным, но голос в ее сознании стал мягким. Она едва не поверила, что там проскользнула нотка доброты.
«Должно быть, это тяжело».
Если бы Селин была девушкой, у которой были бы подруги или сестры, или мать, которая хоть иногда бы разговаривала с ней без ледяного презрения, то она могла бы рассказать хоть кому-то о своих чувствах к Стивену. И они могли бы часами анализировать, как он говорит, как флиртует с ней, как однажды положил ей руку на плечо в благодарность за одолженный кинжал. Возможно, эти разговоры могли бы притупить боль от безответной любви, возможно, она даже смогла бы его разлюбить. Рассуждения о Стивене могли бы стать привычным занятием, как рассуждения о погоде. Фоновым шумом.
Но Селин не с кем было поговорить. В ее распоряжении были только секреты, и чем дольше она их хранила, тем сильнее они ранили.
— Он никогда меня не полюбит, — прошептала она. — Я всегда хотела быть рядом с ним, но теперь он здесь, но недоступен, и в каком-то смысле так даже хуже. Я просто… Я лишь… Это так больно.
«Иногда мне кажется, что отвергнутая любовь — самая мучительная вещь на свете. Любить того, кого никогда не получишь, находиться рядом с величайшей мечтой своего сердца — и не иметь возможности прикоснуться к ней. Любовь, на которую не смогут ответить. Не могу вообразить ничего более болезненного».
Безмолвный брат просто не мог понимать, что она чувствует. И все же… Он говорил так, словно в точности знал, что у нее на уме.
— Хотела бы я быть больше похожей на вас, — призналась она.
«В каком смысле?»
— Ну, знаете, уметь отключать эмоции. Ничего не чувствовать. Ни к кому.
Последовала длинная пауза, и она задумалась, не обидела ли его. Было ли это вообще возможно? Наконец, его спокойный, ровный голос раздался снова.
«На вашем месте я бы избегал таких желаний. Чувства — это то, что делает нас людьми. Даже самые сложные чувства. А, возможно, и особенно они. Любовь, потеря, страстное стремление — именно они означают, что ты по-настоящему живешь».
