Гремучие скелеты в шкафу Том 2 - страница 118

Юрил Шевчук

В отличие от рока, российская поп-сцена середины девяностых выказала способность к эволюции. Вслед за сиротскими песнями и уголовно-опереточным коктейлем один за другим стали появляться — и тут же добиваться успеха — артисты со впечатляющими авторскими и исполнительскими данными, грамотно работающие со звуком и в целом вполне органично вписывающиеся в современный глобальный поп-контекст. Я имею в виду Линду и Алену Свиридову, Леонида Агутина и Валерия Меладзе, группы «Квартал» и «Колибри». Многолетняя пахота наших музыкальных радиостанций, изначально ориентированных на евро-американские стандарты, наконец-то принесла урожай.

Практически одновременно с расцветом «космополитического» стиля проявилась и прямо противоположная — хотя, на мой взгляд, тоже позитивная — тенденция: фольклоризированный поп «а-ля рюс». Таня Буланова, группы «Золотое кольцо», «Балаган Лимитед», «Божья коровка» подвели компьютерную базу под страдания, романсы и частушки, что дало продукт весьма небезупречный сточки зрения вкуса и профессионализма, но подчас очень занятный и трогательный. Вообще говоря, диалектика «своего» и «привнесенного» в контексте российской эстрады не поддается однозначной оценке: скажем, достаточно изысканный джазово-латинский Агутин — насквозь вторичен, а «Балаган Лимитед», при всей своей вульгарности, — вполне своеобразен и, как это ни странно, может быть более востребован и конкурентоспособен на мировом рынке, чем наши просвещенные западники. Легкий трагизм ситуации вызван, наверное, тем, что «космополитическая» поп-музыка у нас создается грамотными продюсерами и аранжировщиками по иностранной кальке, а «национальная» попса делается кустарями и профессиональными халтурщиками — на потребу, так сказать, невзыскательному народу. Единственное исключение из этого правила — группа «Любэ», превосходно придуманная и выполненная Николаем Расторгуевым и Игорем Матвиенко.

Подводя итог, можно сказать, что российская поп-музыка конца века остается в целом крайне консервативной, низкокачественной и нецивилизованной в маркетинговом отношении. Новейшие стили поп- и танцмузыки (хип-хоп, техно, джангл, вся «диск-жокейская» культура) дистрофичны и имеют хождение лишь в относительно узких кругах обеспеченной городской молодежи. Вместе с тем процесс адаптации мирового опыта идет — в первую очередь, в сфере технологии и звукозаписи.

Поп-культура, возможно как никакая другая, чутка к колебаниям экономической и социальной жизни. Грянувший летом 1998-го финансовый кризис уже ощутимо повлиял и может повлиять еще сильнее на различные аспекты поп-музыки. Ситуация в поп-экономике — близкая к коллапсу. Легальные продажи аудионосителей упали почти до нуля, обедневшие покупатели вновь бросились в объятия подувядших было пиратов. Вновь застыли в нерешительности транснациональные фирмы грамзаписи — наша главная надежда на упорядочение музыкального рынка. Сникла концертная деятельность, закрылось немало клубов. Однако нет худа без добра: рассуждая логически, крах «ново-русской» прослойки должен избавить поп-музыку от ее основного клиента — заказчика последних лет, того самого приблатненно-клубного контингента, что выпестовал попсу и уголовные романсы. Теоретически, лас-вегасская вампука, скроенная на нуворишей, должна уступить место более бедным, интеллигентным и (хотелось бы…) изобретательным музыкально-визуальным формам. Можно прогнозировать расцвет компьютерной музыки домашнего изготовления, реанимацию рока силами нового поколения, возвращение совсем архаических культов, типа КСП. Может быть, наконец-то произойдет то, чего мы так и не дождались за последние двенадцать лет, — появление новых суперавторов калибра Высоцкого, Гребенщикова, Башлачева, людей, которые принесли бы с собой новый пафос, новую тематику, новый язык — и сдвинули бы наконец с места залежавшийся камень российской массмузыки.

1999

(Публикуется по авторизованной машинописи.)