— Еще как говорил, — настаивала она. — Ты сказал, что не хочешь вешать на ребенка проблемы родителей...
— Ну да. Нужен ли малышу вечно отсутствующий отец? Отец, который на первое место ставит карьеру, как в случае моих родителей. Я отлично знаю, каково это — расти, сомневаясь в родительской любви... Вот об этих проблемах я говорил!
Лоренс перевел дух. Губы его заметно дрожали.
— Кандида, как ты могла подумать такое? Я любил тебя. Да, я считал, что психологически мы еще не готовы к роли родителей, это верно. Возможно, даже вспылил... Но если бы я хоть на мгновение заподозрил, что ты имеешь в виду реальную беременность, то повел бы себя иначе... Я просто решил, что ты хочешь взять да и обзавестись ребенком под влиянием внезапного порыва, что ребенок тебе нужен только потому, что ты боишься остаться одна! Я бы никогда в жизни...
Слова жены потрясли его до глубины души. Равно как и причинили немалую боль. Впрочем, сейчас его переживания не имели значения. Лоренс вспомнил, какой Кандида была пять лет назад и как переживала из-за своего сомнительного происхождения. Надо было срочно успокоить жену, убедить, доказать, как она заблуждалась!
— Кто были твои родители, не имеет ни малейшего значения, моя Кандида. Важно, какова ты сама — удивительная, прекрасная, замечательная, лучше всех на свете! Логичнее предположить, что раз какую-то часть их генов ты унаследовала, — значит, они просто не могут быть плохими людьми!
Лоренс обнял ладонями лицо жены и произнес — медленно и весомо, подчеркивая каждое слово:
— Ты понятия не имеешь, кто твои родители, но я знаю доподлинно, что с гордостью назову их бабушкой и дедушкой моего ребенка и всей душой порадуюсь, что его мать — ты. Каждый твой жест, каждое слово, каждый поступок говорят, какова ты на самом деле. Ведь это редчайшие из даров — твоя бескомпромиссная честность, сострадание, храбрость, ум и превыше всего — способность любить.
Хотел бы я сказать то же самое о моей наследственности, — горько улыбнулся Лоренс. — Мои родители были упрямыми, поглощенными собственными заботами людьми, хотя по-своему преданными избранной профессии. Я оказался для них нежеланной обузой — вот они и сплавили меня дедушке и бабушке, а теми двигали долг и чувство ответственности, но не любовь. Не пожелал бы я подобной участи собственному ребенку!
Вглядевшись в лицо мужа, Кандида поняла — он говорит чистую правду. Но когда Лоренс подался вперед и протянул к ней руки, молодая женщина в панике отпрянула, испугавшись что он вот-вот ее поцелует. Ей требовалось время, чтобы осмыслить услышанное и признать, что она была жестоко несправедлива к собственному мужу. Во имя чего она бросила Лоренса, своими руками погубила их счастливый брак и взаимную любовь? Во имя собственного заблуждения! Удастся ли ей когда-нибудь смириться с подобным кошмаром?
Лоренс молча опустил руки. Даже сейчас они не могут найти общего языка! Между ними по-прежнему глухая стена.
Для зарождения любви порой достаточно взгляда. Но доверие — иное дело. Доверие — редкостный оранжерейный цветок, его нужно холить и лелеять. Вина его, как мужа, в том, что он не окружил Кандиду должной заботой, не откликнулся на ее немой призыв о помощи. А Кандиде не в чем себя упрекнуть. Она просто слишком близко к сердцу приняла его бездумную жестокость.
Кандида не знала, что ранит сильнее: мысль о том, что их с Лоренсом любовь погибла навеки, или понимание того, что всему виной ее собственные страхи, ее неуверенность, «комплекс неполноценности» детдомовского подкидыша. Но горше всего было сознавать, что эту боль унаследует и ребенок, которому суждено расти в неполной семье, не зная отцовской ласки.
Она любила Лоренса всей душой — искренне, пылко, самозабвенно... безнадежно. Теперь Кандида это знала. Знала и то, что мужа к ней влечет. Но влечение — это еще не любовь. А не Лоренс ли объявил ей, что откладывает развод только потому, что нуждается в ответах на мучающие его вопросы!
В то утро муж спустился по лестнице без посторонней помощи. Ей пора уезжать, пока она еще в силах распрощаться с ним, не теряя собственного достоинства, не жертвуя гордостью.
