Расходы, конечно, возрастут. Не только на производство нужно будет потратиться, не только на строительство. Еще и по линии церковной придется больше отдавать. Пока Семеновы жили в Кущах, им достаточно было платить десятину с доходов, однако здесь придется святошам на подарки отстегивать к каждому их церковному празднику. А ведь их множество, месяца не проходит, как что-то новое придумывают! Но с доходами умножившимися это не будет проблемой.
Назар не был особенно набожным, но в церквушку, построенную в год его рождения в Кущах, ходил каждое воскресенье. И с удовольствием слушал проповеди пастора о жизни вечной и искупительной жертве Сына Божьего. Себя он ни к грешникам, ни к праведникам не причислял, однако же был уверен, что, правильно по жизни идя, гарантированно попадет в Царствие Небесное. Потом, состарившись, наплодив детей и подержав в руках внуков.
Он был рад, что родился именно в это время, когда у простых людей появилась возможность прожить жизнь в покое и некотором даже достатке. И понимал, что благодарить за это нужно только Ассамблею. Пусть они обкладывают своими десятинами, пусть требуют подарки, пусть некоторые пасторы больше похожи на сдобные булки, чем на пастухов стада Его – все одно это лучше, чем жить в постоянном страхе перед демонами, которые могут прийти в любое время и забрать понравившегося им человека.
Отец рассказывал, что раньше такое было нормой жизни, хотя их семью Господь миловал и никого из деток отдавать не пришлось. Старшие брат и сестра Назара умерли от болезней, но зато с душами чистыми. А он выжил. И к восемнадцати годам стал опорой родителям и будущим владельцем семейного дела.
Гуляя, Назар свернул в ту часть города, где располагалась штаб-квартира Ассамблеи – не иначе мысли о священстве сами направили его ноги в эту сторону. Место было не особенно людное, но так даже лучше – можно пройтись в тишине и обдумать очередной разговор с отцом. Только вот сделать этого ему не удалось. На улице, проходящей мимо высокого забора дома Стражей, он увидел человека, который вел себя очень странно.
По виду он был из церковников. Среднего роста, средних лет, в обычной для местных одежде и кожухе овчинном, хотя теплынь стояла – запаришься. Кожух прижимался к телу широким поясом, на котором Назар разглядел оружие древних: пистолет и дубинку-шокер. Из этого, собственно, сын купца и сделал вывод, что видит перед собой граничника.
С одной стороны, не было ничего удивительного в том, что малахийский Страж стоял у забора штаб-квартиры Ассамблеи, с другой – чего он смотрел на ограду, словно намеревался через нее перебраться? Не проще ли через калитку войти?
Интуитивно Назар почувствовал опасность и схоронился, присев за поленницей близ забора соседнего дома. Потом поругал себя за трусость, но выходить не стал, а только лишь голову высунул. И тут же спрятал ее обратно – граничник смотрел прямо на него!
«Ну и что? Я же не делал ничего плохого! – запаниковал Назар. – Просто гулял! Твою мать, граничник, кажется, сюда идет!»
Сердце молодого человека стучало так сильно, что он с трудом расслышал на его фоне шаги приближающегося церковника. И вроде понимал, что нечего ему было бояться – ну Страж, ну идет, – а душа словно из тела пыталась сбежать, такой ужас на него обрушился.
«Возьми себя в руки! – твердил он себе. – Встань и поприветствуй его. Посмейся вместе с ним над глупостью своей! Это же Страж – защитник веры и людей!»
Он даже нашел в себе силы подняться. И посмотреть на граничника, натянув на свое лицо дрожащую улыбку. И на том силы кончились. Потому что из глаз того, кого Назар принял за церковника, на него смотрела сама Бездна.
– Что же вам тут – медом намазано? – губы человека с глазами Зверя изогнулись в ухмылке. – Что же вы тут все шляетесь? Дел нет никаких? Проводим, значит, бытие свое в праздности? Нехорошо! Я бы даже сказал – плохо!
Между Назаром и этим чудовищем было два метра. Два метра и поленница, которую не вдруг перепрыгнешь. Назар мог бы рвануть назад, мог бы крикнуть помощь – благо дом Стражей был совсем близко. Но ноги его приросли к земле, язык к небу, а руки обвисли бессильными сухими плетьми увядшего хмеля.
