«Да он это – больше некому! Кто еще мог затолкать нас в темную, выдав свою волю за приказ епископа? А потом еще и одержимого в камеру отправить!»
Нижегородский епископ меж тем закончил речь сообщением, что у всех членов Трибунала имеются допросные листы граничника Стефана Дурова, которые они, естественно, уже изучили со всем тщанием. А раз так, то особенного смысла в трате времени на доклад Стража он не видит и предлагает сразу же перейти к неясностям, которые в ходе следствия были выявлены. Если, конечно, у его коллег нет возражений против подобного.
Возражений у «коллег» не имелось, и Стефа тут же начали бомбардировать уточняющими вопросами. Собрание интересовало все: от первого столкновения с Золотоголовым до контакта с ведьмами Триады. Мой подопечный отвечал – я даже в его слова не вслушивался – и, как договаривались, не забывал крутить головой по сторонам, обеспечивая мне круговой обзор. Я же искал нечто, способное дать нам подсказку о дальнейших намерениях Баал-Берита. В том, что Трибунал служит его целям, я ни секунды не сомневался.
Как же трудно без оборудования работать! Вот взгляд Стефа мазнул по одному из протопресвитеров и скользнул дальше, а мне показалось странным выражение его лица, но поручиться за это я не мог – может, почудилось? А был бы дрон, я бы его в деталях рассмотрел, каждую лицевую мышцу зафиксировал.
Или этот вот архимандрит, что за спиной у киевского викария стоит, – он сейчас улыбнулся или что? А с чего священнику его ранга на таком важном собрании улыбаться? Его дело бдить и быть готовым, когда начальство справку по профилю затребует!
И чем больше я всматривался в лица окружающих нас людей, тем чаще встречал такие вот несообразные эмоции. Тут нервный тик, там – презрительная гримаса. По первости-то думал, что чудится мне – кто ищет, тот найдет, как говорится – однако уже через пару минут сомнений не осталось. Больше десятка священников среднего ранга – двенадцать или тринадцать, я никак не мог определиться с последним – вели себя предельно подозрительно. И, как показали дальнейшие наблюдения, еще и переглядывались друг с другом.
Нет, так-то понятно, что они могут быть знакомы, да и чем еще заниматься подчиненным, когда начальство беседует с докладчиком, а им самим слова никто давать не собирался. Но… странно, очень странно! Не вписывались их ужимки в строгий церковный устав.
Всех подозрительных я пометил для Стефана, чтобы, оглядываясь, он уделял им более пристальное внимание, нежели прочим. Говорить ничего не говорил, не желал сбивать подопечного с мыслей своими комментариями, ему сейчас нужно быть предельно собранным.
– Расскажите, брат Стефан, о том, как был уничтожен называющий себя Анубисом, – вопрос пастора Акселя вырвал меня из сосредоточенности.
Я сначала не сообразил, почему так на него среагировал, в разных вариациях данный вопрос прозвучал уже раза четыре от нескольких епископов. А потом понял – задан он был священником, которому открывать рот на Трибунале без дозволения начальства не разрешалось.
– Вообще-то он себя предпочитал именовать Импу, – ответил Страж. – И я уже многократно на сей вопрос ответил, пастор.
– У меня есть основания полагать, что вы лжете.
Собрание зашумело в возмущении. Может быть, большинство присутствующих священников и не вполне поверили рассказу Стефана о том, как маг Гринь развоплотил древнего бога, но одно дело – думать, и совсем другое – слушать, как харизмат напрямую обвиняет подчиненного православной епархии. Не выражает сомнение, а именно обвиняет!
Если целью пастора Акселя было собрать на себе все внимание Трибунала, то он ее добился. На него посмотрели все, даже питерские епископы недоуменно полуобернулись в своих креслах – пастор же стоял за ними. И никто, кроме нас со Стефом, не заметил, как начали двигаться те священники, которых я пометил как подозрительных. Слаженно, словно исполняя групповой ритуальный танец, каждый из двенадцати человек скользнул за спину одному из гвардейцев и мягким движением вскрыл ему горло.