«Он знает», – вставил я неслышно.
«Догадывается, Оли. Это разные вещи».
Вот тут я со своим подопечным был не согласен. Пастор Аксель был абсолютно уверен в том, что Страж скрывает от него правду. Более того, сам он эту правду знал и очень хотел добиться от Стефа признания. Похоже, как и покойный викарий, он желал затащить в свою команду Святого Воина.
Случись такое еще лет двадцать назад, нам со Стефом не пришлось бы скрывать обретение Дара. Мы бы приехали, рассказали все, как было, иерархам и продолжили службу Церкви. Может быть, немного в другом качестве, но продолжили. Теперь все не так. Сегодня человек, проявивший свойства Святого, предмет для торга и сделки. Последние дни Ассамблеи настали, раз так все обстоит.
Словно читая мои мысли – что, разумеется, было невозможно, – Аксель произнес:
– Церковь переживает сложные времена, брат Стефан. Очень сложные, на мой взгляд, куда более тяжелые, чем вторжение демонов из Ада. Они лишь внешний враг, которому мы уже научились противостоять. Но теперь мы столкнулись с врагом куда более страшным – внутренним. Властолюбие, гордыня, зависть – вот с чем нужно сражаться сейчас. Именно они могут раздробить Ассамблею, а потеряв единство, епархии станут легкой добычей для Врага рода человеческого.
– Я не понимаю… – начал было Стеф, но пастор прервал его.
– Не отвечайте ничего. Я видел вас, говорил с вами и сделал свои выводы. Я даже где-то понимаю ваше нежелание говорить всю правду – уж поверьте, лжец вы никудышный. Но я не буду давить, хотя мог бы и даже право на это имею. Вместо этого я доверюсь вам. Поверю своему ощущению относительно вас. И могу заверить вас, как брата по вере, от епископов реформаторской епархии не стоит ждать зла.
Сказав это, Аксель поднялся и, не прощаясь, вышел из кельи. Мы со Стефом некоторое время помолчали, обдумывая сказанное, после чего мой подопечный спросил:
«Думаешь, можно рассматривать его как союзника?»
«Его, скорее всего, даже на Трибунале не будет, не по чину. Но его к тебе, как дознавателя, послали епископы, а он свою точку зрения озвучил предельно ясно».
«Протестанты будут на нашей стороне?»
«Протестанты знают, что ты получил Дар, и теперь будут присматриваться к тебе, чтобы понять, достоин ли ты его, – уточнил я. – Именно это он сказал перед уходом».
Я не стал говорить этого Стефу, но пастор Аксель после недолгого общения мне понравился куда больше, чем в первые минуты встречи.
Ночная темнота еще не отступила, а как бы подтаяла, превратившись в обманчивую предрассветную серость. В неверном этом свете часто можно было увидеть то, чего и не было – или не заметить того, что кралось. Самый что ни на есть «собачий» час, который так не любят караульные всех времен и народов.
Рустам не был исключением из правил, но всегда старался со смирением принимать неизбежное. Например, когда очередь на предрассветное дежурство вторые сутки подряд выпадала ему. Он проснулся за две минуты до назначенного часа, умыл лицо в тазу, коротко помолился и неторопливо двинулся из казармы по направлению к западной части стены.
Пост на Бисеровом озере еще спал, только караульные на вышках бодрствовали, да брат Саул, зевая, разводил в печи огонь и гремел посудой. Ему предстояло готовить еду на двадцать четыре человека, и, разумеется, это будет пшенная каша со шкварками.
«Тошнит уже от нее!» – подумал Рустам и вмиг представил, что Саул подаст на завтрак не свою обычную стряпню, а вареную картошку с зеленым луком, щедро облитую сметаной. Картина полной, исходящей паром тарелки сделалась вдруг настолько реальной, что, кажется, юный граничник почувствовал запах молодой картошки.
Он усмехнулся в редкую пока бороду и потряс головой, прогоняя видение. До молодого картофеля еще полтора месяца, да и не растет он в такой близости от Москвы. Тут земля настолько пропитана кровью и магией, что не способна родить ничего, кроме ужаса и смерти.
Он взлетел по приставной лестнице на стену, приблизился к вышке и дернул за сигнальную веревку, спускающуюся с самой верхотуры.
– Рустам? – донеслось сверху.
– Ага. Иди отдыхать, брат, – отозвался граничник.
