— Заткнись, ты! — рявкнул Михай.
— Еще он с Пьяной Скотиной сражался. Столько Пьяных Скотин победил… — посетитель продолжал потешаться.
— Так ты?… — начала догадываться Гала, но ее опередил толстый, лысый, чем-то похожий на свинью, хозяин таверны, как раз входивший в зал.
— Вышибала он, девочка. Давай, работай, вышибала.
— Так нет никого, — промямлил в свое оправдание Михай, — разве что этого выкинуть.
— Не сметь, — прикрикнул хозяин, — почтенный странник за комнату платит. Причем, побольше, чем ты зарабатываешь. А посетители будут ближе к вечеру. Успеешь оторваться.
— Почему ты сразу не сказал? — зашипела Гала на Михая, — воин он видите ли. Я-то хоть три заклинания сперла. И кто из нас после этого обуза?
— Да воин я, воин! — почти отчаянно произнес Михай, — у меня и меч есть. Могу показать.
— Меч-то кожаный или железный? — не унимался странник.
— Оба! — крикнул Михай и снова повернулся к Гале, — я ему, пожалуй, все-таки в морду двину. Все равно уходить собирался.
— Погоди. Лучше, пусть нам пользу принесет, — и с этими словами Гала подошла к столику странника, — извините, господин…
— Для тебя — просто Боград, — тот осклабился.
— …вы не могли бы сказать, как дойти до Мадракса?
— Мадракса? — хозяин покосился на нее как на сумасшедшую. А лицо Бограда даже не дрогнуло. Он просто перестал улыбаться.
— По-твоему я лучший друг Мадракса и часто бываю у него в гостях? — спросил он.
— Нет. Просто, вы же путешествуете много. Ведь так?…
— Верно. Ну а ты-то с каким делом к Мадраксу?
— На день рождения, — хитро улыбнулась Гала.
— Рыло ему начистить, вот с каким, — провозгласил прямолинейный Михай, — так знаешь, где эта гнида живет?
— Идите на северо-запад, — ответил Боград тоном, с каким произносят речи на похоронах, — не ошибетесь.
Михай не соврал. Меч в его комнате в таверне действительно имелся — настоящий, железный, правда, слегка пыльный и под кроватью.
— От отца остался, — объяснил вышибала, — вот уж кто воин так воин.
— А ты? — Гала скептически скривилась, — ну почему ты не сказал?
— Да по кочану, — рассердился Михай, — че, этот гребаный колдун будет над Виркой надругаться, а я че? Пьянчуг усмирять да в универе жопу греть?
— Н-да, тогда понятно. Можно тебя поздравить. Ты попал чувак: это настоящая любовь.
— …и ты не думай, что если воин, то герой, а если вышибала — фуфло. У нас к Дяде Свину тоже всякие люди приходили. То разбойники, то ратники баронские, то варвары. Им надраться в хлам — доблесть, а в этом состоянии они похуже Мадракса, пожалуй.
— Да ну!
— Загну. И ладно, они бы поодиночке были. А ты бы заглянула сюда часов в одиннадцать вечера. И, прикинь, эту публику кто-то усмирять должен. Не кто-то, а я, вернее. Я один, а их много.
— То-то хозяин побледнел, когда ты сказал, что уходишь. Не боишься все это оставлять? — Гала указала на комнату.
— Чего это — все? Здесь все принадлежит хозяину. Мое — только одежда и этот меч. Да еще кое-какие личные вещи, но они в котомку помещаются.
— Короче, тебя здесь ничего не держит, кроме работы?
— Да хрен с ней, с работой! Я-то хотел воином стать, как отец. Он бы в могиле перевернулся, если бы узнал, что я пьянь усмиряю.
В могиле перевернулся. Гала вдруг обратила внимание, сколько сирот среди ее знакомых. Вирлена, чья мать, ведьма на этой грани, попалась Святому Мстителю, которому начхать, сколько хорошего эта самая ведьма сделала другим людям. Не задаром, конечно, да разве кто-то что-то сделает задаром, что на этой, что на другой грани? Разве что эти Святые Мстители, для которых все колдуны — злодеи и изверги, а чтобы с Мадраксом тягаться, силенок не хватает.
Или вот Михаев отец. На этой грани воин, а жизнь воина коротка. Погиб здесь — погиб вообще, даже если на так называемой Яви с тобой ничего страшнее легкого ДТП не случалось. А остальные — как? Есть же старики, есть люди, в том числе и среди ее сверстников, у кого оба родителя живы. На этой грани, они, видимо, простые крестьяне, которые проживают длинную тихую жизнь. Или, у нее, Галы, родители здесь — бродячие торговцы, а там — бизнесмены, что примерно одно и то же. И живы до сих пор, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Только видимся редко, а здесь и вовсе ни слуху ни духу. Но живы.
