— Гость в дом — радость в дом, — изобразил гостеприимный жест я. — Проходи.
— Пожрать чего есть? — потер осунувшееся лицо ладонью он. — Со вчерашнего дня крошки во рту не было. И это… Мне бы умыться, если можно. В таких дебрях всю ночь шарахался — жуть. Хватает еще в столице медвежьих углов, причем в самом прямом смысле.
— Ванная тут, — ткнул я пальцем в дверь, на которой с незапамятных времен висела овальная фигулька с изображенной девчушкой, стоящей под душем. Счастливое и безоблачное прошлое, никто в этих безобидных предметах и не думал усматривать мотивы педофилии.
Снять ее, что ли, от греха? И вторую, с туалета, ту, на которой писающий мальчик изображен, тоже?
— Мое почтение всем тут обитающим, — заглянул в комнату Нифонтов и помахал рукой.
— Да пошел ты, — фыркнула Жанна, глядя на оперативника. — Сто лет бы тебя не видеть.
— И то правда! — пробурчал Родька из-под кресла. — Тоже мне гость. Приперся с пустыми руками, да еще корми его. Не надо нам таких гостей!
— Они тоже очень рады тебя видеть, — хлопнул я Николая по плечу. — Иди умывайся, а я чайник поставлю пока.
— Врун! — одновременно сообщили мне слуга и спутница.
Ну вот невзлюбили мои домашние сотрудника отдела. Впрочем, есть такое ощущение, что они вообще никому, кто приходит сюда, не рады. Ну, кроме разве Вавилы Силыча.
— Так что там с товарищем Антуаном? — спросил я у Николая, когда тот маленько подкушал и с немалым удовольствием пил третью чашку чаю, в которую перед тем кинул пять кусков сахару. — Я глянул по нему кое-какую информацию — он был шалун, причем изрядный. Говорил много лишнего, часто выдавал свои фантазии за факты и искренне верил в то, что гениален как журналист.
— Все так, — подтвердил Нифонтов. — А еще любил разоблачать все и вся, даже в тех случаях, когда это было откровенно нелепо или небезопасно. Потому и нашли его как-то утром синенького и холодненького в машине на подземном паркинге одного из торговых центров. Мигом поставили диагноз «разрыв сердца», выписали отказную по открытию уголовного дела, кремировали и похоронили.
— Может, правда он до чего-то такого докопался? — предположил я. — Раз в год и палка стреляет. Не исключено, что он сам не понял, что залез не туда.
— Одна из последних статей была о том, что кое-кто… — Нифонтов многозначительно глянул на меня и ткнул пальцем в сторону потолка. — Кое-кто играет в той же лиге, что и сам Осьмянин. В половом смысле. Так это, нет — уж не знаю, но, положа руку на сердце, крепко в этом сомневаюсь. Там человек, во-первых, в том возрасте, когда даже и гетеросексуальные излишества уже не сильно нужны, а во-вторых, прошедший через горнило девяностых, пяток локальных войн и все остальное прочее, что к нашей действительности прилагалось. Знаю, подобная характеристика не показатель, всякое случается, но тут все же есть ряд обоснованных сомнений. Но вот в то, что он, узнав о себе новые интимные подробности, запросто мог дать распоряжение смутьяна Антошку закопать, как картошку, верю сразу. И даже не осуждаю подобное решение, хоть служебное положение меня к этому обязывает. Ну, просто всему предел должен быть, даже в разрезе скандальной славы.
— Поддержу. Тем более что не так уж много с уходом эдакого красавца общество потеряло, — усмехнулся я. — Мне другое интересно. Слушай, а как этот Осьмянин на такое кладбище попал? Ему вроде по штату не положено, не того калибра особа.
— Да у него дед был о-го-го какой — генерал, конструктор и так далее. Этот участок ему государство еще в те времена выделило. Грех такое говорить, но хорошо, что он не дожил до того времени, как внук взрослеть начал, и раньше помер.
— Твоя правда, — согласился с ним я. — Но вот еще одна странность — отчего его колдун в свою свиту взял? Вспомни предыдущие мишени — злодей к злодею, один другого краше, что при жизни, что после смерти. И тут на тебе скандальный хроникер, да еще и из заднеприводных. Как-то не монтируется.
Я, кстати, этот момент еще тогда отметил, когда самое первое досье читал, то, которое забраковал как халтуру, чем и вызвал неприязнь у нового начальника охраны Ряжских. Правда же нелогично: в одной компании собрались бизнесмены, политики, уголовник — и вдруг вот такое чудо в перьях, которое тяжелее телефона сроду ничего в руках не держало. Логики нет.
