- Молли, ты когда-нибудь занимаешься этим с мужчинами?
- Почему ты это спрашиваешь?
- Не знаю. Наверное, после такого я не могу даже думать, что ты растрачиваешь себя на мужчин.
- Ну, я делаю это иногда, но не очень часто. Когда узнаешь, каково с женщинами, то с мужчинами, скажем так, скучновато. Я не пытаюсь их принизить, то есть мне иногда они нравятся как люди, но в сексуальном плане они скучны. Может быть, если женщина лучшего не знает, она думает, что это хорошо.
- Да уж, я никогда не забуду, как я узнала разницу.
- Сколько тебе было?
- Двадцать два. Я спала с парнями с восемнадцати лет, но еще четыре года мне понадобилось, чтобы перейти на женщин. Мне кажется, я провела эти двадцать два года, не обращая внимания на женщин. Я блокировала все сексуальное, пока однажды ночью моя соседка по комнате меня не разблокировала. Летом мы ставили спектакль, «Все сойдет»>{49}, и моя соседка была одной из ангелов. Она просто швырнула меня в кровать, честно. Я брыкалась и щипала ее за плечи, но это долго не продолжалось. Она не хотела отпускать, а я в глубине души этого тоже не хотела. Потом я еще три недели бегала от нее и рассказывала ей, что мне совсем не понравилось, и что я сдалась просто потому, что устала бороться. Наверное, я ее надула. Если бы я знала, где она сейчас, я бы сказала ей спасибо за то, что швырнула меня в кровать. Она все понимала, а я нет.
- И что случилось?
- Спектакль закончился, и я вернулась сюда учиться. Она отправилась на Запад, и я, как дура, не стала спать с ней в нашу последнюю ночь. Я все еще была занята профессиональной гетеросексуальностью. Каждый раз, как я об этом думаю, меня просто выворачивает.
- Я определенно благодарна этой даме, кто бы она ни была. Теперь я пожинаю плоды ее храбрости.
- Оппортунистка! - и она обвила меня руками, чтобы еще раз все повторить.
В субботу я встретилась с Холли в ее апартаментах. Ким была там, в темно-красной одежде с черно-белым шарфом. Она выглядела хорошо, почти как в кино, не считая накладных ресниц, плюс на ее лице было много грима, чтобы спрятать морщины, и она, видно, накладывала губную помаду шпателем, чтобы скрыть сморщенные губы. Если оставить в стороне эти попытки молодиться, она была красива. Я ожидала, что она будет сидеть с бокалом в руке и утомлять меня рассказами о съемках с Роком Хадсоном>{50}, и о том, как смешно было, когда Джек Леммон>{51} упал с лодки, прежде чем камеры начали снимать, ха-ха-ха... миллион смешков от поблекшего Голливуда, который мое поколение ни в грош не ставит. Вместо этого она говорила о Леви-Строссе>{52} и структурализме, и как она собирается работать со Сьюзен Зонтаг>{53}. Но она не была в этом претенциозной. Она, кажется, действительно была неравнодушна к Холли - ее глаза следовали за всеми движениями Холли. Лакомка Гертруда тыкалась носом ей в колени и поглядывала на меня одним зеленым глазом, который держала открытым в разведывательных целях.
- Ты любишь кошек? - спросила она меня.
- Люблю, но насчет Герти Герти Стайн Стайн не уверена. Под этой серебристой шкуркой бьется сердце неисправимой садистки.
- Она мстительная. Она напоминает мне кошку, которая была у нас, когда я была маленькой.
Это ты-то была маленькой? Хотя да, наверное, все мы когда-то были.
- Где ты выросла?
- В трущобах Чикаго.
- Не врешь? То есть, в самом деле? - Ким рассмеялась и сказала, что да, в самом деле. - А я росла на грязной ферме и собирала колорадских жуков.
- Вот мы и здесь.
Холли обернулась.
- Ага, супер, два выходца из недр пролетариата. Только не надо рассказов, как бедность выковала ваши характеры.
Краска бросилась мне в лицо, но Ким спасла меня от ответного выстрела.
- Ну, раз уж мы из недр пролетариата, тогда я этим воспользуюсь, - она наклонилась и поцеловала меня в щеку. Холли засмеялась, и напряжение испарилось.
Мне очень понравилась Ким. Только бы она смыла всю эту штукатурку с лица. Зачем женщины это делают? Кости у нее в порядке, и это все, что имеет значение.
- Нам скоро уже идти к Криссе. Вы обе готовы?
Ким и я надели пальто, и мне было стыдно за свой бушлат. Она его не замечала или была выше того, чтобы замечать.