Около реки на Западной 17-й улице, я нашла неприглядную комнатушку. Ванна была в кухне, электричество на постоянном токе, стены разноцветные от частого покрытия краской и от обоев, облезших после десятилетий неаккуратного использования. Стоило это 62 доллара 50 центов в месяц. Первой моей мебелью стал использованный односпальный матрас, который кто-то милостиво оставил на улице. Я тащила его пять лестничных пролетов вверх и выбивала, пока не сочла, что он достаточно чист, чтобы к нему притронуться.
На следующий день я получила работу в кафе «Флик», продавая мороженое и гамбургеры в костюме зайки. Я зарабатывала достаточно, чтобы платить за жилье, плюс таскала еды, сколько могла, из бачков в нашей тошниловке. Не считая метро и случайных расходов, мне оставалось около пяти долларов в неделю для себя. Эту сумму я копила к выходным, когда отправлялась в бары, где секретарши из Нью-Джерси встречались с секретаршами из Бронкса и жили долго и счастливо. Стоя рядом с коваными перилами в баре «Сахар», со всем его красным декором новоорлеанского публичного дома, я клялась себе, что в следующие выходные не вернусь. Я терпеть не могла игр и чувствовала себя полной дурой, когда подходила к какой-нибудь женщине и приглашала ее на танец. А те, кто приглашал на танец меня, оставляли на стоянке свои грузовики «мэк». Тоска глодала меня, но я не знала, куда еще идти. Так что каждые выходные я нарушала клятву, что давала себе в прошлые выходные, и приходила назад, чтобы облокачиваться на кованые перила и глядеть на дам.
Однажды в пятницу вечером я избежала красно-бархатного чрева «Сахара». Молодая женщина появилась во «Флике» и заказала мороженое с шоколадной крошкой и экспрессо. Она заглянула мне прямо в глаза и сказала:
- С таким телом ты могла бы попробовать что-то и получше, чем обслуживать столики.
- Кто, я? - я чуть не уронила мороженое ей между колен.
- Ты. Когда ты уходишь с работы?
- В двенадцать.
- Я вернусь сюда и заберу тебя в двенадцать.
Господи Иисусе, меня только что подцепила потрясная женщина шести футов ростом. Черт подери, а Нью-Йорк не так уж плох!
Двенадцать часов, и она была тут как тут, в длинной черной накидке с наполеоновским воротником. От этого она казалась даже выше, и высокий воротник привлекал внимание к идеальному носу под выгнутыми бровями. Ее звали Холли. Ей было двадцать пять, родом она была из Иллинойса, без каких-либо жизненных задач, кроме привлечения внимания. Она спросила меня, есть ли какие-нибудь вакансии во «Флике». Вакансии были, и на следующий день Холли нанял Ларри Пиявка, у которого слюнки потекли, когда он заметил ее третий размер груди. Мы с Холли работали в одно время и на одной площадке. Наверное, половину своего заработка она тратила на меня, но, похоже, деньги для нее ничего не значили. Я не возражала, чтобы она тратила свои деньги на меня, если уж ей было все равно, на что их тратить. Мы в свободные вечера ходили на каждое шоу в городе, а если ничего не было интересного, она провожала меня до дверей, целовала на прощание и исчезала в своей черной накидке. Трудно было ее разгадать.
Может быть, мне нужно было немного подправить себя? С этим намерением я вышла в ранний утренний туман в своем бушлате и почти долларом в кармане. Через два часа я вернулась с флаконом духов «Мадам Роше», банкой крема для бритья, экземплярами «Нью-Йоркского книжного обозрения» и «Варьете», тремя баночками арахисового масла, одним стейком, одной упаковкой замороженного шпината, от которого рубашка моя позеленела, а печенка промерзла, бритвами, тенями для век, тушью для глаз и ручкой в фетровом футляре. Вечером, когда я пришла на работу, на мне были тени, тушь и «Мадам Роше», но Холли не заметила, а может быть, она считала, что я хороша и без боевой раскраски.
