- Ого! Я когда-то встречался с футболистом.
- Значит, мы с тобой просто панамериканские гомосеки.
Келвин смеялся и приплясывал всю дорогу до красной телефонной будки, заполненной ежедневной коллекцией бумажек, окурков и свежей мочи. Он позвонил Ронни, и сделка была утверждена. Сегодня вечером он был готов.
- Старик Ронни чуть не кончил прямо у телефона, когда я сказал ему, что тебе восемнадцать, ты красива, и все прочие прелести.
- Класс, может, он прибавит мне за возраст.
- Плохо, что он мужчина, для тебя, в смысле. Может, если бы это была женщина, тебе было бы веселее, если понимаешь, о чем я.
- По-моему, даже Грета Гарбо меня бы не развеселила, если бы мне пришлось пуляться в нее цитрусами.
У Ронни был огромный дуплекс на Гудзоне. На потолке были лампы дневного света, а мебель была дорогая, из хромированной нержавеющей стали. По виду его нельзя было сказать, что он увлекается грейпфрутами. Он не носил никакой такой фруктовой символики на шее, и на рубашке у него не было вышитых семечек. Он пожал мне руку и проводил в комнату рядом. Келвин ждал в большой гостиной и ел груши. Я вошла в другую огромную комнату, которая была похожа на студию фотографа, только она была совсем голая, не считая гигантской кучи грейпфрутов, сложенных горкой, как пушечные ядра. Ронни снял одежду. Он был хорошо сложен, мускулист, посередине его груди был клок кудрявых волос. Он прошел в другой конец комнаты и встал там, дрожа. Не хватало только, чтобы в дверь ворвалась Кармен Миранда>{41} в огромной шляпе с бананами. Видя мое замешательство, он мягко сказал:
- Окей, милая, я готов.
И вот я взяла грейпфрут и бросила в него. Черт, промазала! Он расплющился по стене. Это будет труднее, чем я думала. Я взяла другой и прицелилась как следует. Хлюп! Я попала прямо по центру. Он взвизгнул от восторга, и у него сразу обозначился стояк. Неплохо. Люблю чем-нибудь пошвыряться. Теперь я старалась попасть в Ронни, и метила в его член. В яблочко! Ему понравилось. Прицелилась в левое плечо. Только задела. Я начала грейпфрутовый обстрел, как артиллерия Стоунволла Джексона при Манассе>{42}. Бум, шлеп, хлюп! Ронни подвывал, как раненый пес, и я бросала грейпфруты даже с большей силой, сосредоточившись на его бедрах и покрытом мякотью стволе. Я пошла уже на последний кругу и начинала тревожиться, что мне может понадобиться еще, чтобы довести его до кондиции. Но Ронни знал себя хорошо, и когда я взяла один из оставшихся четырех грейпфрутов, он выгнулся, как арка, покрытая липкой жидкостью, и осел на пол куском изнуренного удовольствия. Чувство у меня было такое, будто я в одиночку выиграла битву в Арденнах>{43}. Я подошла, чтобы помочь ему встать.
- Молли, у тебя отличная рука, - покрытый розово-белой мякотью, он шепотом восхвалял мою меткость. Жаль, что я не люблю грейпфруты, а то слизала бы все прямо с него, так я была сейчас голодна.
- Ты в порядке, Ронни?
- Я как в сказке. Просто как в сказке.
- Ну, я рада это слышать. Если еще понадоблюсь, уж так и быть, подгребу.
- О, конечно. Сейчас я отдам тебе деньги. Это стоило каждого пенни. Последний из тех, у кого была такая же рука, играл за «Метс»>{44}. - Он поднялся и пошел в соседнюю комнату, где Келвин успел уже опустошить целую миску груш. Ронни вручил мне пять новеньких банкнот по двадцать долларов. - Спасибо, Келвин, что привел мне эту прелесть. Она была само совершенство. Приходи еще, Молли. Я не могу это делать дважды с одним и тем же человеком, но приходи, поговорим. Ты, похоже, милая малышка.
Когда мы вышли на улицу, мне казалось, там стало в два раза холоднее. Может быть, потому, что я была так голодна.
- Ты съел все фрукты, свинья! Я умираю с голоду. Куда мы можем пойти поесть, чтобы там не отобрали все, что я заработала тяжким трудом?
- Я знаю, где мы можем поесть задаром. Пошли.
Мы пошли в «Финал». Оказалось, что у Келвина было кое-что с тамошним официантом, так что он оделил нас стейком. Мой желудок так съежился, что я не смогла съесть больше половины. Мы положили остальное в сумку для собачьих какашек и вернулись на холод.
