Увы, расчеты Лауры Паульссон не оправдались. Сольвейг Лундегаард ответила вежливым, но недвусмысленным отказом. И не из фанаберии, а после разговора с Арне. Он считал, что вечеринка в доме Паульссонов способна бросить тень на репутацию порядочного норвежца. Если Кнут согласился — его дело. И даже в каком-то смысле последовательно. Сам Арне этих правил игры не признавал, он готов в крайнем случае быть сторонним наблюдателем.
Решение Арне Бё явилось для Эйнара Паульссона как бы предупредительным выстрелом. Он осознавал постыдную двусмысленность своего положения, и чувство стыда не оставляло его. Схватившись за телефонную трубку, набрал номер телефона брата, рассчитывая, что поддержка Йенса оправдает его в собственных глазах.
Закончив разговор, он злобно процедил сквозь зубы: «Чертова дочь Квернмо!» Да, Лаура, дочь миллионера Сигурда Квернмо, привыкла добиваться своего, чего бы это ни стоило, даже вопреки доводам разума и чести. Позвонив ей, он потребовал, чтобы она отменила прием. Лаура только рассмеялась:
— Слишком поздно, мой милый, я уже разослала все приглашения. Не тревожься, увидишь, все будет замечательно.
Положив трубку, Эйнар поклялся себе, что более негостеприимного хозяина, чем он, во всей Норвегии не найдется. Скандал? Да, скандал, и еще какой! Зато он навсегда отобьет у Лауры охоту пускаться во все тяжкие во имя призрачных, да что там — порочных идей!
До этого, правда, дело не дошло. И причиной тому Детлеф Бурмейстер, щеголь из богатого любекского торгового дома, привыкший чувствовать себя хозяином положения в любом обществе. Приглашение самым удачным образом совпало с его тайными планами. Он только и мечтал о том, как бы установить неофициальные и тем самым наиболее прочные связи между немецкими офицерами и городской верхушкой.
Бурмейстер просто царил на этом приеме. Слова благодарности, обращенные к хозяйке и хозяину дома, вовсе не прозвучали как привычные пустые фразы. Госпоже Лауре он понравился с первого взгляда. В ее глазах, обращенных на мужа, светилось торжество. «Вот видишь, мой милый, — как бы говорил этот взгляд, — каковы люди новой формации. Разве не бессмысленно им противостоять?» Эйнар понял. Он так и кипел от злости. С каменным лицом пробормотал в ответ несколько вежливых слов. Бурмейстер чуть заметно улыбнулся. Этот несомненно порядочный человек наверняка лишь изредка выезжал за пределы своего горного гнезда Рьюкана. Незачем и требовать от него светских манер. Он не уверен в себе, потому что неотесан.
С некоторым беспокойством обер-лейтенант наблюдал за офицерами, которые пришли вместе с ним. Еще в прихожей обер-лейтенант Дюррхаммер шепнул ему на ухо:
— Ох, и напьемся же мы сегодня!
А лейтенантов Бекмана и Хильпрехта щекотал другой вопрос: найдется ли в доме Паульссона предмет для интрижки? Разочарование их было велико. Разумеется, хозяйка дома хороша собой и весьма аппетитна на вид, но на нее, сразу видно, положил глаз комендант. Как же быть: последовать примеру Дюррхаммера и напиться или сыграть в благовоспитанность? Решили остановиться на последнем. Напиться они могут в любой день, а вот продемонстрировать свою светскость — не особенно часто.
Бурмейстер вздохнул с облегчением, молодежь не подвела.
Что-то не особенно приветливы Дюррхаммер и профессор. Хартман — важная персона. Может быть, даже важнее коменданта города. Кого же предпочесть, его или Детлефа Бурмейстера? Лаура остановилась на Бурмейстере. И хотя была приучена подвергать важные решения строгому контролю разума, так и не смогла ответить на собственный вопрос, что именно произошло в данном случае: то ли дочь Квернмо отдала предпочтение политической власти и силе, то ли Лауре Паульссон понравился Детлеф Бурмейстер как мужчина?
То, что хозяйка дома не уделяла ему чрезмерного внимания, Гвидо Хартмана нисколько не огорчило. Ясно, чего она добивается: править бал. И муж ее, совершенно естественно, страдает от этого. Когда подняли первый тост, Хартман подчеркнуто уважительно чокнулся с инженером. «Он надо мной издевается», — подумал Эйнар.
Он сухо поклонился Хартману и опрокинул в рот рюмку виски. «Да, у этого человека нелады с собой», — подумал Хартман и грустно улыбнулся. А Эйнар был готов вот-вот наброситься на него с кулаками.
