— И здесь начинается самое интересное, — улыбнулась Одри. — Если устройство плохо защищено, то ночная команда либо украдет его, либо сообщит нам где оно, и мы вместе проникнем внутрь и украдем его.
Кальдар кивнул.
— Если гаджет слишком хорошо защищен, то дневная команда заменит настоящий гаджет на поддельный средь бела дня, положит в карман настоящий и свалит оттуда.
Гастон поднял руку.
— Вопрос: что произойдет, когда Йонкер выяснит, что устройство — подделка?
— Весь ад вырвется на свободу, — ответил Кальдар. — Но поддельный гаджет должен дать нам достаточно времени, чтобы выбраться.
— А если нет? — спросил Гастон.
— Тогда мы перейдем к плану С и прорубим себе путь наружу, — сказал Кальдар.
— Мне нравится этот план, — сказал Гастон.
— Будем надеяться, что до этого не дойдет. — Одри посмотрела на Джорджа, потом на Джека. — Такое ограбление обычно занимает много времени. У нас нет времени, потому что та белокурая сучка идет по нашему следу. Нам надо поторапливаться. Ребята, ошибок быть не может. Нет права на ошибку. Вы меня понимаете?
Джек кивнул. Усек, никаких ошибок.
— И если мы скажем вам убираться, вы так и поступите, — сказала Одри. — Убежите, не оглядываясь.
— Слушайтесь ее, — сказал Кальдар. — Если мы выдернем вилку в середине ограбления, вы оба уйдете. Ясно?
Джек снова кивнул.
— А вы двое сможете пару дней притворяться беглецами? — спросил Кальдар.
Джордж кивнул.
— Мы сможем это сделать.
— Если вы не хотите этим заниматься, то и не надо, — сказала Одри. — Там бессовестные люди. Мы не знаем, как они могут поступить, и, возможно, нас не будет рядом, чтобы помочь вам. Это реально, и это опасно.
А они не были младенцами.
— Все будет хорошо, — сказал Джек. — Я позабочусь о Джордже.
— Я не беспокоюсь о Джордже. — Кальдар уставился на него. Это был властный, жесткий взгляд. Джек почувствовал, как невидимая шерсть встает у него на спине. Справа, сжав челюсти, поднялся Гастон и подошел, чтобы встать сбоку от Кальдара. Серебристые глаза Гастона уставились на Джека. Готовый к бою.
— Почему ты беспокоишься обо мне?
— Ты плаксивый ребенок, — сказал Гастон.
Что?
— Тебе нравится жалеть себя, Джек, — сказал Кальдар. — «Это все из-за Джека, все время».
Внутри него дикая природа собралась в тугой клубок, сплошь шерсть и зубы.
— Бедный, бедный Джек, — сказала Одри. Ее голос был нежен, но глаза насмехались над ним. — Все к тебе плохо относятся. Что ты будешь делать? На этот раз некуда бежать, и Роза тебе не поможет.
Откуда она знает о моей сестре?
Дикий зверь зарычал. Они все ополчились на него. Сердце Джека бешено колотилось в груди. Его когти покалывали внутреннюю сторону ладоней. Он взглянул на Джорджа. Его брат стоял там, его лицо было спокойным, словно он был совершенно незнакомым человеком.
— Эгоистичный и глупый, — сказал Кальдар. — Это все про тебя.
— Ни на что не годный, — добавил Гастон.
Дикий зверь вопил и царапался внутри Джека, пытаясь вырваться на свободу. Ему хотелось отрастить зубы и когти и броситься в лес. Нет, он должен стоять на своем. Изменение в Грани не было похоже на изменение в Зачарованном. Было больно, и это продолжалось полминуты. Они убьют его прежде, чем он закончит.
Мир обрел болезненную ясность. Он должен был защищаться. Он не мог позволить им достать его.
Почему? Они же друзья… зачем им это делать? Почему Джордж ничего не предпринимает?
— Ты сам себе на уме, — сказал Джордж. — Не проси меня о помощи, плакса.
Предатель. Джек посмотрел брату в глаза. Они были синими и спокойными, почти мирными. Джордж всегда помогал ему. Всегда. Даже когда все остальные отворачивались.
Это было неправильно. Джордж никогда не отвернется от него.
Это проверка, внезапно понял он. Они проверяли его, чтобы увидеть, не сломается ли он и не выдаст ли себя. Они внимательно наблюдали за ним, пытаясь понять, что он будет делать.
Инстинкты подсказывали Джеку, что он должен укусить как можно сильнее. Но именно этого они от него и ждали, тогда он застрянет на этой поляне один, а Джордж отправится шпионить и, возможно, сражаться. Джордж хорошо владел рапирой, но не настолько.
Джек затолкал дикого зверя обратно в нору. Тот цеплялся в него когтями, отказываясь уходить, и ему приходилось заставлять его отступать шаг за шагом. Было больно. Во рту у него стоял горький привкус. Наконец, он засунул его глубоко внутрь, на свое обычное место. Должно быть, это заняло всего пару мгновений, но ему казалось, что прошла вечность.
