Столь же неосновательным возражением представляется Бабёфу ссылка на мнимую опасность, угрожающую ремеслам и искусствам. «Правда, если эта гибель непременно должна иметь место, народная масса, которой решительно чужды все достоинства изящных искусств, не почувствует от этого никакой неприятной перемены». Но такого исхода нечего опасаться. Бабёф подчеркивает, что не может быть и речи о нивелировке вкусов и склонностей, о возвращении к состоянию варварства. «При нашем эгалитарном устройстве, — пишет Бабёф, — искусство получит новые импульсы в виду полезности для всего общества и примет возвышенный отпечаток великих чувств, естественно порождаемых широким содружеством счастливых людей. Граждане будут хорошо питаться, одеваться, пользоваться развлечениями, не будет ни неравенства, ни роскоши, одна только республика будет богата, блестяща и всемогуща… Некоторые профессии, продукты которых служат для увеселения ничтожной кучки паразитов и для высасывания из них принадлежащих им огромных богатств, уступят, конечно, место другим профессиям, способным повысить благосостояние широких общественных масс. Но пожалеет ли кто о подобной перемене? Наука и искусство… быстро стряхнувши с себя иго лести и эгоизма меценатов, начнут служить исключительно интересам всего общества. Место фривольных поэм, неказистой архитектуры и бесцветных картин займут цирки, храмы и прекрасные портики, где верховный народ, ныне живущий в худшей обстановке, чем домашние животные, станет черпать в памятниках и философских творениях знание, пример и любовь к мудрости.
«В этом увлекательном плане, прелести которого я набрасываю здесь лишь в самых общих чертах, мы найдем разрешение проблемы: найти такое устройство, при котором каждый человек при минимальной затрате труда мог бы пользоваться величайшими удобствами жизни».
В качестве переходных мероприятий Бабёф предлагает сосредоточить все наличные богатства в руках республики; сделать труд обязательным; дать общественно-полезное назначение всем отраслям хозяйственного труда; собирать в общественные склады все продукты земледелия и промышленности; озаботиться равномерным их распределением; положить конец всякой частной собственности и торговле; заменить торговлю рациональной системой распределения; поручить это дело органам государственной власти; и, наконец, основать воспитательные дома, в которых дети будут приучаться к труду.
В идеальном общежитии труд, таким образом, «сделается приятным и веселым занятием, уклоняться от которого ни у кого не будет ни охоты, ни интереса», а научный прогресс получит мощный стимул в виде «серьезного и искреннего чествования обществом своих благодетелей-ученых».
Наконец, Бабёф отвергает и последние аргументы М. В. — необходимость правительства и слишком крупные размеры территории республики. Весь правительственный механизм будет необычайно прост, работники его не смогут получать большего вознаграждения, чем остальные граждане. Труд будет распределяться сообразно с местными условиями. Равномерное распределение также будет легко налажено мудрой властью, свободной от помех, налагаемых в настоящее время своекорыстной алчностью правящих и управляемых. Наконец, совершенно исчезнут крупные города, «эти скопища всех пороков»; промышленная деятельность сблизится с земледелием. Франция покроется сетью счастливых деревень; ее жители будут отличаться горячей привязанностью к своему отечеству; общество избавится окончательно от тяготеющих над ним зол; законодательство превратится в искусство просвещать народ и давать ему полезные развлечения.
Как видим, «Ответ М. В.» — это крупнейший шаг на пути конкретизации коммунистического идеала Бабёфа. Конечно, и тут он не может освободиться от сковывающих его уравнительных тенденций. Отсюда ряд характерных для Бабёфа противоречий. С одной стороны, труд сделается общеполезным и приятным занятием, с другой стороны — большая его эффективность мыслится исключительно как результат чисто количественного его перераспределения, вне связи с общим подъемом производительных сил в коммунистическом обществе. Заметим также, что города должны исчезнуть и что, следовательно, индустриальные и торговые центры растворятся в море процветающих деревень. Правда, предварительно «ремесла» должны переменить места своего пребывания, приблизившись к земледельцам, но было бы, конечно, совершенно неправильно отождествлять бабувистскую дезурбанизацию с марксистским учением об уничтожении противоположности между городом и деревней. Ведь город для Бабёфа — это прежде всего скопище всяких пороков, которому деревня противопоставляется как почти идиллическое место процветания гражданских и семейных добродетелей.