Герцогиня Луиза несколько раз выходила в коридор и смотрела на шумный двор, переполненный рабочим людом, и опять возвращалась в свою комнату. Но постройка не занимала ее; она нетерпеливо ждала кого-то. Беспокойство, отражавшееся на ее лице, представляло резкий контраст с мирным пейзажем, который открывался из большого окна ее комнаты. Зеленый луг, окруженный старыми орешниками, тянулся до маленькой церкви, стоявшей на склоне крутой горы и почти закрытой кленовыми и платановыми деревьями. Лес продолжался и за церковью до самой вершины горы, где из-за зеленых ветвей виднелось распятие с изображением Христа, печально глядевшего на маленькую церковь, луг и замок. Северный выступ башни бросал длинную тень на эту идиллическую картину, которая оживлялась веселым смехом и криками детей, игравших на лугу.
Но герцогиня не смотрела на окно; через каждые десять минут она звала слугу и спрашивала, не видно ли с новой башни всадника по дороге из Роморантена. Слуга постоянно давал отрицательные ответы, так что наконец наступил вечер и зашло солнце, а всадники все не появлялись.
Герцогиня Луиза была полная, видная женщина, все еще сохранившая притязания на красоту, хотя ей было далеко за сорок. Резкие черты лица, огненные глаза, быстрая походка и быстрые движения рук придавали что-то вызывающее и властолюбивое всей ее фигуре. Но когда герцогиня хотела кому-нибудь нравиться, то это впечатление сглаживалось ласковым выражением полных губ, за которыми виднелся ряд прелестных зубов. Она любила роскошь и еще при жизни буржуазно скромного короля Людовика и экономной королевы Анны носила шелк и бархат не только во время празднеств, но и в домашнем быту. Таким образом, савойская принцесса положила начало той роскоши и любви к внешнему блеску и удовольствиям, которые впоследствии привились французскому дворянству благодаря Екатерине и Марии Медичи. Но пока франко-германский элемент был преобладающим в королевстве и брал перевес над молодой Францией, которая начала образовываться при Франциске под итальянским влиянием, и лишь шаг за шагом возрождение коснулось не только отдельных отраслей искусства, но и всей жизни французского народа.
На Луизе было надето черное бархатное платье с открытым лифом и короткими рукавами, что было нарушением старофранцузских обычаев, но очень шло ей при ее полноте. Когда слуга поставил свечи на стол, то при их красноватом свете эта пожилая женщина была еще настолько эффектна, что могла производить впечатление своей повелительной красотой.
Слуга доложил, что наступившая темнота мешает ему видеть что-либо с высоты башни.
– Позови канцлера Дюпра, – сказала герцогиня слуге, садясь поспешно на высокий стул с прямой спинкой.
Вошел Дюпра, канцлер парламента, первое юридическое лицо в государстве.
– Он не едет! – воскликнула с нетерпением герцогиня.
– Он должен приехать! – возразил Дюпра, маленький бледный человек с рыжевато-русыми волосами и бородой и невозмутимо хладнокровным, самодовольным лицом, похожим на маску по своей неподвижности. – Он знает, что его приезд необходим для него самого и что его удаление от двора все более и более затягивает петлю на его шее.
– Он слишком знатен, чтобы бояться юридической петли.
– Я уже не первый год веду дела в парламенте, и мне наконец удалось внушить знатным господам, что буква закона скована из жезла и что против нее бессильно их высокомерие, как бы оно ни было велико.
– Кто поручится, что Шабо де Брион объяснил ему как следует сущность процесса? Вы знаете насколько легкомыслен Брион!
– Он должен был понять из моих слов, что наследство потеряно для коннетабля; если он не женится на вас, и что это единственный способ прекратить процесс. То же самое я говорил бретонскому дворянину Матиньону, близкому другу коннетабля, которому, вероятно, удалось убедить его. Бурбон несомненно приедет сюда.
– Разве вы не знаете, что у коннетабля голова так же неподатлива, как буковое дерево? Что же касается прав на наследство, которое мы хотим отнять у него, то они весьма сомнительны.
– Чем они сомнительнее, тем легче нам будет опутать его и тем скорее он будет в наших руках. Если вы, герцогиня, не уверены в том, что вам удастся…
