— А ну вас!
И пошел в свою комнату спать.
Вздрогнул он только один раз, когда на кухне молодой приемщик стеклотары с каким-то остервенением крикнул:
— Ти амо!
И повторил, но уже тихо, но со злобной тоской:
— Ти амо!
Белый мерседес «Майбах» тридцать восьмого года выпуска пересек Невский проспект и не спеша катил вдоль набережной канала Грибоедова, направляясь к Храму Вознесения Христова, называемому в народе просто Спасом-на-Крови. Прохожие с интересом смотрели на красные покрышки колес, а некоторым счастливцам удавалось даже разглядеть за стеклом красивую светловолосую иностранку-миллионершу; конечно, миллионершу, ведь откуда у простых людей такие машины?
— Шумахер, может, ты знаешь, куда Саша отправился? — спросил Алексей Федорович.
Но водитель ничего не ответил, только покачал головой.
— Он пришел ко мне со спортивной сумкой, — уже в который раз рассказывала Анна, — говорит, что попрощаться. Я спрашиваю: «Куда собрался?» А он только плечами пожал. «Не пропадай!» — говорю.
А Саша улыбнулся, поцеловал меня и рукой махнул:
— Не пропаду!
— Что с ним может случиться? — не выдержал Шумахер, — вернется.
И тут же перевел разговор на другую тему:
— Анна Константиновна, а правда, что Вы производство автомобилей в России открываете?
— Пока только сборочное, а потом наверняка и собственные машины будем делать. Завтра прилетит мой старинный приятель: он будет директором, а ты, если хочешь…
— Водителем-испытателем, — обрадовался Шумахер.
Но Денис должен был прилететь не один. Старую графиню не пришлось уговаривать. Она сама выбрала авиатранспорт, сказав, что самолетом получится быстрее, чем на подводе.
— Удивительно, — вздохнул Радецкий, — до сих пор не могу поверить, что она моя тетка, пусть не по крови, но все же. Выходит, что мы с Константином Ивановичем были родственниками, а познакомились в тюрьме.
— Все мы в России родственники, — вздохнула Аня, — и все когда-то жили в тюрьме, хотя и по обе стороны решетки.
Автомобиль остановился в десяти метрах от рядов, где продавали матрешек и самовары. Чуть поодаль художник выставил свои картины, надеясь, что иностранцы, высыпавшие из двух подъехавших экскурсионных автобусов, что-нибудь приобретут. Молоденькая девушка-гид стояла возле открытой двери одного из автобусов и курила, поглядывая на «Майбах»:
— Когда-то и я водила группы по городу, — улыбнулась Аня, — сюда приезжала часто, и многие художники уже узнавали меня, здоровались, пытались познакомиться.
Но Радецкий не слушал ее.
— Анечка, я наверное с ума скоро сойду. Мне везде сын мерещится. Вон тот бородатый, что с краешку пристроился, мне кажется вылитым Андреем.
Анна открыла дверь и вышла из автомобиля. Иностранцы расступились, пропуская ее. Девушка подошла к бородатому художнику, который внимательно изучал купола Собора. Подошла и спросила:
— Ну как, удалось сегодня что-нибудь продать?
— Как обычно, — ответил машинально по-французски Андрэ.
А потом улыбнулся и сказал по-русски:
— Нет.
Аня схватила его за локоть и потянула к машине:
— Пойдем: тебя отец ждет.
