Мирославцевы не жили в каменном доме: мать говорила, что он напоминал ей так много горького; а дочь находила, что их небольшой деревянный домик так прекрасен, что не променяла бы его ни на какой дворец; притом же состояние не позволяло и подумать приступить к исправлению старого, так как уже двадцать лет в нем не жили, да и по роду их жизни маленький дом был несравненно удобнее. Впрочем, он вовсе не был тесен, и даже имел парадную половину, куда София выходила только на время какого-нибудь этикетного визита, кроме большой залы, где стоял ее рояль. Здесь некогда сиживал с ней Богуслав, пламенный любитель музыки; здесь слушивала она его умные замечания, его здравый суд о творениях любимых ею великих гениев, которые так верно умел он оценивать, и нередко указывал ей самой на новые для нее красоты их.
Домашние комнаты отделялись от парадных широким, теплым коридором; они расположены были удобно; повсюду виден был вкус хозяйки; везде была богатая, хотя не новомодная мебель, в отличной чистоте; старинный, но как стекло светлый паркет, большие зеркала, прекрасные бронзы.
Дом стоял в роще; из парадных комнат открывался вид под гору, под которой шла дорога, а за нею простирался необозримый лес. Из окон Софии видна была церковь, каменная, белая, с высокой колокольней: при сей церкви был погребен отец ее; над его могилой, около мраморного памятника, был ее любимый цветник, обнесенный красивою решеткою, — влево от церкви возвышался старый дом; двор его зарос и кустарниками, и крапивой, ни одна тропинка не пробегала по нем; но София почитала этот дом священным, как надгробный памятник отца своего; она иногда обходила его кругом и если замечала где вновь разбитое птицами стекло, то отдавала приказание тотчас заделать отверстие досками, которыми многие окончины были уже и совсем забиты. С половины матери были видны все хозяйственные сельские заведения и крылатая мельница, стоявшая на холме, позади поля.
Кабинет Софии был, для провинциальной барышни, даже роскошен. Прекрасное собрание книг ее без преувеличения можно было назвать изящною библиотекою. Отец ее любил словесность и не щадил никаких издержек, дабы обогатить свое уединение всеми лучшими созданиями гения. София, получив себе в наследство такое сокровище, по мере способов дополнила свою библиотеку новыми книгами и наконец привела ее в ту полноту, какой только можно было ожидать от ее образованного вкуса. Кроме книг, у нее был прекрасный физический кабинет, большая коллекция эстампов и целый шкап с достопримечательными древностями.
Когда ум, не тревожимый суетой света, и сердце, не утратившее первой чистоты своей, имеют столько предметов для занятия, то жизнь не может казаться скучною. Любезная веселость была отличительною чертою нрава трудолюбивой Софии.
Около 5-ти часов пополудни остановилась пред крыльцом Мирославцевых тяжелая четырехместная карета, в шесть лошадей. Мать сидела, сверх своего обыкновения, в гостиной, под окном, с рукодельем и издали еще заметила под горой едущий экипаж, но никак не ожидала никого к себе, а потому и оставила это без внимания. Она была грустна. Ее София, ее единственное богатство, все, что осталось ее сердцу от любви и счастия, этот кроткий и прекрасный ангел, которым не могли налюбоваться все, кто ни приближались к ней; эта незлобная, искренняя душа страдала! Никогда не была она так уныла, так взволнованна. За жизнь ее, конечно, страшиться нельзя было, но жизнь ее сердца была поражена. «Ей не знать уже счастия, — думала мать, — я не увижу более ее спокойного, всегда ясного чела. Я знаю твердость ее правил, она не согласится отдать руку Богуславу, если раз решилась на это».
В сию минуту слуга вошел торопливо в комнату, и пусть представят себе изумление Мирославцевой: он доложил ей о приезде Ивана Гавриловича Богуслава.
Вышед в зал, навстречу неожиданному гостю, Мирославцева остановилась шагах в четырех от дверей гостиной. Старик показался наконец; нога за ногу добрел он до хозяйки, поцеловал ее руку, спросил о здоровье и после обыкновенных взаимных учтивостей приглашен в гостиную.
