— Это нелепо. Вы не оскорбите ее, вы просто дадите ей добрый совет. Совет, который, я уверена, она с готовностью примет к сведению. Она знает, что вы занятой человек, что у вас есть очень много важной работы, и поэтому вы должны хорошо питаться и есть пищу, приготовленную так, как вам нравится.
— Я не так занят. Я бездельничаю с тех пор, как впервые ступил на английскую землю. Возьмите сегодняшнее утро, например. Все, что я сделал, это просмотрел финансовые дела Рейвенс Лэйера и узнал, в каком плачевном состоянии находится имение.
— И вы, наверное, занимались всем этим на голодный желудок, не так ли?
— Почему вы так решили? — спросил он.
— Потому что вы съели все мои кексы как мужчина, почти умирающий от голода.
— Простите. Пожалуй я был более голоден, чем предполагал. Я не хотел выставить себя такой свиньей.
— О, не извиняйтесь. Это совсем ни к чему. Если вы хотите знать, то я нахожу ваш аппетит довольно лестным для себя.
— Действительно?
— Да, именно так.
Она никогда не готовила для мужчин раньше. И уже долгие годы у нее не было возможности разделить трапезу с одним из них. Внезапно она изменила тему разговора.
— Так вы говорите, что в Рейвенс Лэйере есть какие-то финансовые трудности?
— Да, это именно то, что я сказал.
— Какого рода трудности?
Прескотт некоторое время колебался, вспомнив о том, что Харгривс сказал ему, — никогда не обсуждать финансовые проблемы с посторонними. Но так как Люсинда была его кузиной и в течение долгого времени жила в Сент Кеверне, она вряд ли подходила на роль посторонней. Ей более, чем кому бы то ни было, следовало знать о сложившейся ситуации.
— Трудности самого худшего рода. Мы по горло в долгах.
— Что?
— Мы разорены. У нас нет ни никеля[4] за душой.
«Господи, помилуй», — подумал Прескотт. Он начинал подражать Харгривсу, говоря «мы» вместо «я».
— Я задолжал людям так много денег, — продолжал он, — что даже удивлен, как сборщики долгов со всей Англии еще не стоят на пороге моего дома, колотя кулаками в дверь и намереваясь выбить ее к чертовой матери.
— Сборщики долгов?
— Да, за всю работу, которая была сделана по ремонту замка и за материалы, что были использованы при этом столярами, каменщиками — кого ни назовите — я задолжал им всем. Но это еще не так плохо, как задолжать женщинам, которые работают на меня в доме. Бедняжки не получали денег за свой труд месяцами. Вот видите? Я не могу жаловаться на миссис Свит за то, что мне не нравится, как она готовит, потому что все это время она работала бесплатно.
Когда Прескотт остановился, он заметил, что на лице Люсинды появилось странное выражение и что ее слегка прищуренные глаза уставились на какой-то невидимый предмет вдали.
— В чем дело?
— Прескотт, здесь что-то неладное. Я удивлена, что вы до сих пор не заметили этого сами…
— Что не заметил?
— Состояние замка, конечно.
— Этот проклятый дом почти разваливается от старости. Это я заметил.
— И в то же время вы говорите, что задолжали ремесленникам за ремонтные работы, которые в действительности не были сделаны.
Прескотт почувствовал себя, словно кто-то сильно ударил его кулаком в грудь или врезал со всего размаху пощечину и, наконец, разбудил его.
— Этот сукин сын… Ведь Эмерсон ведет записи в книгах, не так ли? Это его работа выплачивать жалованье прислуге, разбираться с кредиторами и…
— Да. Он управляющий имением, и делать записи в учетных книгах — одна из его обязанностей. Он занимался этим последние годы.
— И все это время он обворовывал Рейвенс Лэйер. И делал все это за нашей спиной. Оказывается что…
— Куда вы?
Прескотт вскочил со стула так резко, что тот чуть не опрокинулся.
— Вы мне не можете подсказать, где он?
— Даже не знаю.
— Я не видел его ни на одной ферме, когда сегодня утром делал объезд.
— Он, возможно, дома.
Схватив свою шляпу с крючка на стене, куда ее повесила Люсинда, Прескотт направился к двери.
— Где это?
— Его дом находится внизу у деревни. Пойдете по этой тропинке и, когда дойдете до развилки, вам нужно… — она замолчала и вздохнула, вспомнив, что Прескотт все еще не знал здешней местности, и, вполне возможно, мог заблудиться. — Хорошо. Я покажу вам сама.
