-- Да.
-- Так и запишем, -- успокоился наместник. -- Что более важно, ты хорошо знаешь право?
-- Что с моим дядей?! -- не сдержался Маниус.
-- Съеден! -- крикнул солдат.
-- Тётей!? -- воскликнул спасённый и подался вперёд; солдаты усилили хватку.
-- Кончай брыкаться! Съедена она!
Услышав слова воина, юноша поник. Руки солдат теперь помогали ему стоять.
-- Что более важно, -- продолжил наместник, -- ты знаешь, что закон указывает делать с такими, как ты?
Солдат прокричал реплику без изменений.
-- Такими, как я?! -- Маниус напрягся. -- Я не преступник!
-- Согласно закону двенадцати таблиц гражданин, не убитый, но раненый мыйо, либо преследуемый мыйо, ради безопасности других граждан считается отверженным. Мы вверим твою жизнь всемогущим богам, -- возвышенным голосом продекламировал наместник; руки власть имущего активно жестикулировали, прибавляя вес каждому слову. -- Отведите его на площадь для исполнения приговора.
Стоило солдатам подтолкнуть отверженного, он вспомнил нужные строки закона. "Меня изгонят. Меня..." -- мысль оборвалась, сменившись отчаяньем.
-- Ты заклеймишь меня, Клоди!? -- крикнул Примус, упираясь ногами. -- Ты прогонишь меня, а имущество дяди перейдёт твоему зятю!? Так, Клоди!
-- Да как ты смеешь обвинять меня в корысти! -- не выдержал наместник. -- Сам знаешь! мыйо всегда возвращаются за жертвами!
-- Ты продашь нашу землю и получишь полную суму рубинов, -- продолжил приговорённый, не разобрав ни слова из речи власть имущего, -- пока мыйо будет обсасывать мои кости? Так?!
-- Заткните щенка! -- приказал Клодиус. Легионер ударил строптивца по голове, и отверженный повис на руках воинов. Солдаты понесли юношу к площади, браня крепкими словами всё, что попадалось на глаза. "Суров закон, но это закон", -- напомнил себе наместник, бессильно сжимая кулаки.
II
Преступлений и других ситуаций, повлёкших изгнание, в Флумун-викусе не случалось вовсе. Во всяком случае, записи о подобном в судебной книге не было. Мыйо нападали на деревню и раньше, но жители воспринимали нападения как предания давно прошедших времён. Потому, несмотря на поздний час, на площади собрались все, кто сейчас находился в деревне, даже самые древние старики и случайные путники, до сего момента спешившие поскорее уехать из-за неотложных дел.
Толпа, границы которой чётко очерчивались факелами, стояла напротив привязанного к двум столбам оглушённого подсудимого. Каждый считал своим долгом пожалеть Маниуса, наградить его добродетелями, которыми обычно награждали усопших, высказаться о нелёгкой доле жителей республиканских окраин.
Наместник и палач стояли перед осуждаемым. Клодиус облачился в тогу, дав понять, что суд окончится здесь и сейчас. Палач начал методично накалять железную печать с клеймом, вертя её в жаровне, наполненной тлеющим углём. Наместник произнёс длинную речь, пересказывающую закон. Народ молчал, что в данном случае означало одобрение.
-- Постойте! -- Кезо выбрался из толпы. -- Постойте!
-- Говори, Стаце. Только быстро, -- разрешил наместник.
-- Маниус Примус -- мой лучший ученик. Он никогда не нарушал закона, всегда был почтителен...
-- Мы помним, Стаце! -- крикнули из толпы. -- Но никто не хочет быть съеденным мыйо!
-- Но мыйо мёртв! -- парировал кузнец.
-- Придут другие!
-- У нас дети, Стаце!
-- А он теперь всё равно сирота!
-- Верно!
-- Тебе дали слово, -- констатировал наместник. -- Теперь уйди и смирись.
-- Так нельзя! -- крикнул Стациус. В ответ толпа неодобрительно загудела. Маниус пришёл в себя и сразу понял, что происходит. "Я не забуду, Кезо", -- подумал юноша, пробуя путы на прочность. Ухмылка палача остановила попытки отверженного -- не сбежать. Солдаты оттеснили кузнеца в толпу, где его мгновенно схватили крепкие руки.
-- Не время идти на принцип, -- шепнул знакомый.
-- Мы изгоним его, квириты! Все согласны?!
Толпа промолчала. Наместник подошёл вплотную к подсудимому и прокричал в ухо:
-- Отныне ты -- Маниус Примус Эксул! Запомни! Эксул!
