На губах Надода играла злорадная усмешка, Грундвиг это заметил.
— Прежде всего нужно этого негодяя убрать в надежное место, — сказал он, — а потом мы увидим, в чем дело.
Вдруг Гуттор, наклонясь под стол, чтобы посмотреть, нет ли там чего, испустил ужасный крик.
— Что такое? — вскричал Грундвиг.
— Черт возьми! Он убит! — отвечал богатырь.
— Кто убит?
— Гленноор.
Он вытащил труп из-под стола. Бедный старик получил удар кинжалом прямо в сердце. Оружие было оставлено убийцей в ране. Тело еще не успело остыть.
Грундвиг с силой отворил дверь в примыкавшую к столовой тесную кладовую, втолкнул туда Надода и, старательно заперев дверь, вернулся к другу.
— Послушай, Гуттор, — прошептал он, — я, честное слово, боюсь… Это со мной в первый раз случается, но я боюсь, говорю тебе откровенно!
Как говорят немые. — Откровенное признание. — Ужас. — Герцогиня Эксмут.
ТЩАТЕЛЬНО ОСМОТРЕВ ВСЕ ПЯТЬ ЭТАЖЕЙ башни и ее подземелья, Гуттор и Грундвиг возвратились в столовую, где лежал труп несчастного Гленноора. Никаких следов они не нашли. Когда же успел убежать убийца? Это было подозрительно. Но поиски оказались совершенно безуспешными, и потому Гуттор и Грундвиг до некоторой степени успокоились.
— Гуттор, — произнес старый управляющий Бьёрнов, — это, оказывается, гораздо серьезнее, чем я думал. Очевидно, Розольфский замок окружен со всех сторон — и с суши, и с моря. Наши господа подвергаются огромной опасности.
— Пожалуй, что нам не следовало бы приходить сюда.
— В замке пленник не был бы полностью в нашей власти. Герцог постарел, сыновья его — само великодушие, и в случае, если бы негодяй отказался говорить, у нас не было бы средств заставить его. Наконец, если бы мы сюда не пришли, мы не узнали бы, насколько сильны бандиты, собравшиеся для разрушения замка. Я узнаю во всем этом руку «Грабителей морей», которые в несколько лет разрушили и разграбили множество замков по берегам Швеции, Норвегии, Англии и Шотландии, и уверен, что они действуют здесь по плану, выработанному Надодом, который, к счастью, теперь в наших руках. Это даст нам время опомниться, «Грабители» не решатся приступить к делу, прежде чем не вернется Красноглазый.
— Стало быть, капитан Ингольф заодно с ним?
— Боюсь я этого… Дай Бог, чтобы я ошибался, но подобная месть вполне подходит к характеру Надода. Ведь он мог двадцать лет воспитывать мальчика в ненависти к Бьёрнам и теперь привести его сюда для того, чтобы несчастный молодой человек истребил собственное семейство, убил своего отца, своих братьев… Быть может, Надод собирается сказать умирающему Харальду: «Знаешь ли ты, кто разорил твой дом, убил твоих детей, убил тебя самого? Фредерик Бьёрн, твой старший сын, похищенный мной и воспитанный в ненависти к тебе… Капитан Ингольф и Фредерик Бьёрн — одно и то же лицо».
— Ах, замолчи, пожалуйста, Грундвиг! Твои слова меня бросают в дрожь… Это ужасно! Это адски ужасно!
— Подожди, еще не все. Я всегда заранее предчувствовал все беды, какие только случались с нашими господами. Я знал, что Магнус Бьёрн не вернется; знал, что леди Эксмут, наша юная и прелестная Леонора, погибнет во цвете лет; предвижу, что Сусанна, графиня Горн, кончит тем же… Сказать тебе, кто убил Магнуса Бьёрна? Кто погубил герцогиню Эксмут с детьми? Кто собирается извести Черного герцога, Олафа, Эдмунда, Эрика и Сусанну Бьёрн?.. Все он, все бессовестный Надод… И это он сделает, если мы его выпустим из рук.
— Но если он будет говорить, если он сознается во всем?.. Ведь мы ему дали честное слово, Грундвиг.
Старик рассмеялся горьким смехом.
— «Честное слово»!.. Может ли идти речь о чести, Гуттор, о нашей личной чести, когда дело идет о спасении Бьёрнов и о наказании их врагов?
Понизив голос, он прибавил несколько спокойнее:
— Видишь ли, Гуттор, я при самом рождении получил один ужасный дар, переходящий у нас в роду от отца к сыну. Когда в воздухе носится беда, то мы ее предчувствуем и предвидим. Я чувствую, что на роде Бьёрнов лежит роковая печать, что он прекратится вместе с нынешним веком… Но, разумеется, мы будем защищать остающихся до последней капли крови — не так ли, Гуттор?