Адмирал задумался и молчал. Начальник «Грабителей» подождал немного, не скажет ли он что-нибудь, и заговорил опять сам, улыбаясь не без лукавства.
— Ну, милорд, как же вы находите мои маленькие комбинации? Меня обычно называют разбойником — и вы, милорд, в том числе. Это глубокая ошибка. Я же не кто иной, как филантроп, только благодетельствую не всему человечеству, а известной группе людей — само собой разумеется, за счет всех остальных. Я — как добрый король, пекущийся о своих подданных…
Странная идея вдруг промелькнула в голове Коллингвуда, не перестававшего ни на одну минуту терзаться угрызениями совести, но он не успел сообщить ее Пеггаму. В комнату вошел Мак-Грегор и ввел гонца, которого ожидал вождь «Грабителей».
— Что нового, Иоиль? — торопливо спросил нотариус.
— Шестьдесят человек, взятых с трех кораблей, стоящих в Саутварке, беглым шагом идут сюда. Ходоки превосходные: я едва успел обогнать их на четверть часа.
— Кто ими командует?
— Эдмунд Бьёрн, которому хочется поскорее увидеться с братом.
— Не заметил ли ты чего-нибудь особенно интересного?
— Нет, господин мой, ничего не заметил. Как только розольфцы сошли с кораблей на землю, они разделились на два отряда и двинулись вдоль берега Темзы. Я побежал боковыми кварталами, там дорога прямее и потому короче минут на десять, да столько же или около того я выиграл быстрой ходьбой.
— Хорошо. Ты знаешь, что тебе следует делать дальше?
— Знаю, господин.
— Ступай же. Я тебя не задерживаю.
Гонец ушел.
— Господа, надо торопиться! — сказал Пеггам, обращаясь к Коллингвуду и Надоду. — Времени терять нельзя ни одной минуты. Иди за мной, Надод. Адмирал постарается пока задержать здесь своего секретаря, а мы тем временем впустим в дом своих людей.
Десять минут спустя Фредерик Бьёрн был отпущен Коллингвудом, призывавшим его к себе будто бы для того, чтобы посоветоваться с ним об одном деле. Разумеется, в действительности дела никакого не было, и ни в каком совете своего секретаря адмирал не нуждался. Коллингвуд сделал очень большую ошибку, выдумав такой неудачный предлог, но еще большую ошибку совершил Фредерик Бьёрн, не постаравшись хорошенько вдуматься в ложь адмирала. Фредерик Бьёрн знал, что посетители Коллингвуда были Надод и Пеггам, следовательно, он должен был понять, что у адмирала не могло быть тут никакого дела к своему секретарю.
Во все время разговора с адмиралом Фредерик сидел, как на горячих угольях. Сначала он испугался, что посетители ушли, но потом адмирал сообщил ему, что они дожидаются в соседней комнате решительного ответа, которого он, адмирал, не пожелал им дать, не посоветовавшись сначала с секретарем. Фредерик видел, что адмирал что-то путает, но не задумывался над этим, помышляя лишь о том, как бы поскорее вернуться на веранду и посмотреть, не случилось ли что-нибудь новое.
Нового ничего не случилось — кроме того, что в дом герцога Эксмута был введен отряд в двадцать пять вооруженных «Грабителей».
А Фредерик Бьёрн об этом и не догадывался, развлекаемый болтовней адмирала, выдумки которого были так нелепы, что во всякое другое время навели бы Фредерика на подозрения. Но в этот день успех всех принятых им мер вскружил ему голову, и молодой человек утратил свою обычную чуткость и прозорливость.
Впрочем, главной причиной, почему он до некоторой степени лишился присущего ему самообладания, был страх, что бандиты уйдут и что его друзья явятся, прежде чем адмирал его отпустит.
А между тем ему бы стоило только задать себе мысленно вопрос: ради чего адмирал спрятал Пеггама и Надода и пригласил к себе, под самым пустым предлогом, своего секретаря — и в уме его сразу бы просветлело. У него мелькнуло бы подозрение, и тогда, прежде чем действовать, он, разумеется, постарался бы хорошенько расследовать загадочное обстоятельство.
К несчастью, эта мысль не пришла в голову Фредерику, всецело поглощенному заботой о похищении троих злодеев.
* * *
Когда Грундвиг и два его товарища пришли в Саутварк, было уже около полуночи, и на борту всех трех кораблей люди давно спали.
К счастью, в распоряжении капитана Билла, когда он съезжал на берег, оставалась лодка с «Олафа», дежурившая у пристани день и ночь, в противном случае им нелегко было бы добраться до Эдмунда Бьёрна, который тоже уже больше часа тому назад лег спать, не предполагая никакой тревоги.
