И все же около получаса поговорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: «Что за Генеральный штаб? Что за начальник Генштаба, который так растерялся, что не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует? Раз нет связи, Генштаб бессилен руководить». Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал за состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек не выдержал, разрыдался как баба и быстро вышел в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5–10 Молотов привел внешне спокойного, но все еще с влажными глазами Жукова. Договорились, что на связь с Белорусским военным округом пойдет Кулик (это Сталин предложил), потом других людей пошлют. Такое задание было дано затем Ворошилову. Его сопровождал энергичный, смелый, расторопный военачальник Гай Туманян. Предложение о сопровождающем внес я. Главное тогда было — восстановить связь.
Дела у Конева, который командовал армией на Украине, продолжали успешно развиваться в районе Перемышля. Но войска Западного фронта оказались тогда без централизованного командования. Сталин был подавлен и мрачен. Когда вышли из наркомата, он такую фразу сказал: «Ленин оставил нам великое наследие, мы — его наследники — все это проср…» Мы были поражены этим высказыванием Сталина. Выходит, что все безвозвратно мы потеряли? Посчитали, что это он сказал в состоянии аффекта. Сталин уехал к себе на «ближнюю» дачу в Кунцево, и всякая связь с ним полностью оборвалась.
На следующий день, около четырех часов, у меня в кабинете был Вознесенский. Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему. Идем. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов и Берия. Мы их застали за беседой.
«Вот, — сказал Молотов, — Лаврентий Павлович предлагает срочно создать по образцу ленинского Совета Труда и Обороны времен Гражданской войны Государственный Комитет Обороны, которому нужно отдать всю полноту власти в стране. Передать ему функции правительства, Верховного Совета и ЦК партии».
Мы с Вознесенским с этим согласились. Договорились, что ГОКО (Микоян всегда так называл Государственный Комитет Обороны. — Г. К.) должен возглавить Сталин.
— Но пусть Вячеслав Михайлович скажет, почему нас с Вами, Анастас Иванович, нет в проекте состава Комитета, — перебил Молотова Вознесенский, обращаясь ко мне и рассматривая этот документ.
— Каков же состав предлагается? — спрашиваю.
— Как уже договорились, товарищ Сталин — председатель, затем я ~ его заместитель и члены Комитета: Маленков, Ворошилов и Берия, — отвечает Молотов.
— А почему же нет в этом списке нас с Николаем Алексеевичем? — задаю новый вопрос Молотову.
— Но кто же тогда останется в правительстве? Нельзя же почти всех членов Бюро Совнаркома вводить в этот Комитет, — было сказано в ответ.
После некоторых споров Молотов предложил ехать к Сталину, чтобы с ним решить все эти вопросы. Все согласились. Мы считали, что в одном имени Сталина настолько большая сила в сознании, чувствах и вере народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями.
Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется, потерял инициативу, находится в плохом состоянии, на звонки не отвечает.
И в этот момент Вознесенский то ли не понял, то ли не расслышал, зачем надо ехать к Сталину (к тому же без предварительного звонка), во всяком случае он вдруг как–то быстро подскочил к Молотову и воскликнул: «Вячеслав, иди вперед, мы все за тобой пойдем». Это имело тот смысл, что если Сталин будет себя так же вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы за ним пойдем. У нас была уверенность в том, что мы можем организовать оборону и можем сражаться по–настоящему. Однако пока нелегко будет. Никакого упаднического настроения у нас не было.
Подъезжаем к сталинской «ближней» даче, в лесу за Поклонной горой. Охрана, видя среди нас Берия, сразу же открывает ворота, и мы подъезжаем к дому «хозяина». Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он буквально окаменел. Голова ушла в плечи, в расширенных глазах явный испуг. (Сталин, конечно, решил, что мы пришли его арестовывать.) Он вопросительно смотрит на нас и глухо выдавливает из себя: «Зачем пришли?» Заданный им вопрос был весьма странным. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать.
