Хороша тайга по утрам. Едва заалеют вершины гор и прохладный туман поднимется над реками и ручьями, тайга начинает жить звериной жизнью. Вот хрустнули ветки под чьими-то быстрыми ногами. Из темной зубчатой стены елей выходит стадо чутких диких оленей, направляясь к водопою. Впереди, осторожно вышагивая, идет огромный самец — поводырь, высоко вскинув красивую голову с тяжелыми ветвистыми рогами. Он готов в любой миг предупредить о грозящей стаду опасности. На огромном стволе старого кедра появляется красногрудый дятел, начинает проворно долбить полусгнившую кору. По лесу разносится звонкое: «тук, тук», словно где-то работает дровосек. А вот бурундучок, распушив хвост, выбежал из ветвей сосны на пригрев и замер, как бы любуясь красотой восхода. Солнце встает огромным золотистым шаром, осветив вершины леса, морем разлившегося во все стороны. Кедр, пихта, высокая лиственница — сколько тут различных пород. Свистя крыльями, над верхушками деревьев проносится стайка стремительных турпанов* (* Турпан — разновидность диких уток). Высоко в небе тянется на север косяк казарок: с высоты небес доносится тревожное гоготанье. Легкая белка-летяга, раскинув меховые крылья-перепонки, перелетает с дерева на дерево. Простая пушистая белочка завистливо стрекочет ей вслед, а к ней незаметно крадется гибкий, готовый к прыжку соболь.
От пенька к пеньку, от муравейника к муравейнику медленно бредет бурый медведь. Завидя его, храпит и клонит рога сохатый. Но вот появился человек. И замирают звери, прячась в зарослях. Только крикливые сойки где-то затевают ссору да в вышине по-прежнему перекликаются гуси. Хорошо в такие дни пробираться меж вековых лиственниц, прислушиваться к таинственным лесным шорохам. Легко вливается в грудь пропитанный хвойным запахом воздух. И никогда не расставался бы с тайгой, волнующе прекрасной, как сказка.
Караван экспедиции далеко растянулся по таежной тропе. Впереди, верхом на олене, ехал бригадир оленеводов Олонго Урангин. Маленькое седло хорошо укреплено на лопатках оленя. Урангин сидит высоко подняв колени, и вся его поза кажется очень неудобной, но привычный оленевод чувствует себя не хуже, чем на коне. За бригадиром, тоже верхом, едут трое оленеводов эвенков. Каждый из них ведет за собой вереницу вьючных оленей. Следом за оленями идут лошади с тяжелыми вьюками на седлах. Первую лошадь ведет за повод самый молодой разведчик Афанасий Муравьев. Ему впервые пришлось участвовать в далеком таежном походе с экспедицией, о чем он мечтал еще мальчишкой. Окончив второй курс горного техникума, он был послан на стажировку.
За вьючными лошадьми, попыхивая неизменной трубкой, ехал на своем пегом коньке Большаков. Он чувствовал себя не у дел. Оленеводы вели караван по знакомым им тропам к заброшенному в глубине тайги эвенкийскому селу Качанде. Там предполагалась смена оленей и отдых, перед тем как углубиться в неизведанные еще дебри. Большаков был единственным конным, остальные, в том числе Воробьев, шли пешком. Благодаря помощи оленеводов весь груз и даже личные вещевые мешки были завьючены. Люди шли налегке, ступая вслед один за другим. Караван замыкали Юферов и Воробьев, оба вооруженные легкими карабинами. Охотничьи ружья имелись у большинства разведчиков.
Николай Владимирович был доволен составом экспедиции. Только Марченко вызывал у него какое-то смутное беспокойство. Первые дни его тревожила новая радистка. Слишком уж хрупкой и нежной казалась ему девушка. Он даже предложил ей ехать верхом на коне или олене, но радистка наотрез отказалась, заявив, что скорее он сам выбьется из сил, чем устанет она. Теперь красная косынка девушки мелькала впереди, рядом с Муравьевым. Вместе с ними шел Павел Вавилов. Он на год старше Муравьева и ровесник радистки. Павел широк в плечах, ловок и быстр в ходьбе. Он местный уроженец. Все они — комсомольцы, на них можно положиться.
В средине дня сделали небольшой привал. По совету Воробьева комсомольцы выпустили первый «боевой листок». Половина листка была занята передовой статьей, посвященной заключению договора с экипажем драги, затем следовало несколько мелких заметок, а в самом конце, выше голубого почтового ящика, была помещена карикатура на Алексея Марченко. Он был изображен с большим камнем в руке. Хотя Марченко мало был похож на себя, но все его сразу узнали по необъятно широким шароварам. Из его рта, словно клуб дыма, струилась надпись: «Вот бы самородок на пуд, тогда плевать на всякие экспедиции... гуляем!»
