Мне не нужна без тебя вселенная
истина эта проста как опять
я повернул своё время вспять
чтобы не видеть тебя никогда
Однако философия Кедрова – не преднайденная догма, пересказываемая и иллюстрируемая средствами поэтического языка. Как всякий код, она содержится в самом языке, более того - является его основой. Паронимия, звуковые переклички, перемена грамматических позиций выражают единство двух тел, их взаимное выворачивание:
за пределами мысли тела
тело ежится в неге мысли
мысль нежнеет в изгибах тела
В космосе два тела образуют не субъект-объектное, а субъектсубъектное единство.
Люди в мире существуют там,
где нежится в отражении отражение
События движутся навстречу и, отражаясь друг от друга, возвращаются к самим участникам. Отсюда обилие возвратных постфиксов и местоимений:
только бы чувствовать
тобой своё Я...
только бы находить себя в твоём Я
только бы не отделять
себя от тебя...
только бы
сближаться сближаться сближаться
Нечасто встречающаяся в стихах Кедрова рифма - знак пересечения линий мировых событий:
Ах, Левин, Левин
Прощай, Каренина
Здравствуй, паровоз с телом Ленина
Поэзия Кедрова иероглифична. Переставляя слова и части слов, как разные черты одного иероглифа, он добивается извлечения максимального смысла, хотя этот смысл и не может быть пересказан прозаическим языком литературоведа:
Научи меня Веласкес ласке веса
и света отсвета
Кедров разрабатывает любовную эсхатологию. Конец света утрачивает в его поэзии грозный характер, становится моментом освобождения, пробуждения для небесной жизни и слияния со светом:
Пусть небо свернётся в клубок
под солнечным одеялом
Неологизмы, в которых морфемная структура, противореча образцам склонения, выражает единство двух родов:
милый мой
левёночек
и
правёнышь
К последнему слову сделано примечание: “Мягкий знак на конце – это ошибка”. Действительно, с точки зрения словообразовательных моделей современного русского языка, с суффиксами -(ён)ыш образуются только существительные мужского рода: зверёныш. Однако Кедрову нужно показать единство мужского и женского, и потому к этому слову он, по законам третьего склонения имён существительных, куда входят, как известно, только слова женского рода с нулевым окончанием на -ь, прибавил мягкий знак.
Грамматическая свобода – выражение освобождения от смерти, ибо грамматика – свидетельство тленности языка:
Как в грамматике где нет правил
не с глаголами не отдельно а вместе
в каждой памяти есть провал
где живые с мёртвыми вместе
Кедрову свойственна большая поэтическая свобода, совершенно исключающая догматизм.
Смену визуальных перспектив он передаёт сменой перспектив языковых:
Вижу я за горизонтом тонет оса и мысль
Нет ничего воздушнее чем Саломея
Поэзия Кедрова чрезвычайно разнообразна и тематически, и стилистически, но всегда узнаваема. Он может обыгрывать разные культурные парадигмы, например рококо:
Амур любил Психею.
а Психея
любви его не ведала,
психуя.
Их поглотила всех
стихов стихия -
Амура, стих
и психику Психеи.
Однако самые устойчивые образы кедровской поэзии восходят к Библии, прежде всего - к Псалтыри, и к духовным стихам. Один из излюбленных – образ летящего копья, стрелы, нередко встречающийся в псалмах и молитвах: “Утиши стремление страстем, и угаси телесное разжжение, и стрелы лукаваго, яже на ны лукавно движимыя...” (Молитва св. Антиоха мниха из малой павечерницы).
Кедров осмысляет его как знак движущегося события:
Растерянно стрела летела,
не задевая тела,
летела вдаль стрела ночная,
дробя осколки дня.
Медленно летит стрела, дробя тела.
Кедров создал свою неповторимую интонацию, в которой сочетаются игра и философское рассуждение. Это именно интонация, заключённая в самом тексте.
Здесь он близко подходит к архаическим языкам, в которых интонация является
внутренним свойством текста. Отсюда и внимание позднего К. к звуковой гам
ме - пифагоровой:
верхний ярус Воздуха - ФА
второй ярус Воды - ДО
