Говорит и показывает искусство. Что объединяет шедевры палеолита, эпоху Возрождения и перформансы - страница 43
Конечно, в истории нет ничего нового. Изображения полового акта широко представлены на протяжении всей истории человечества, по всему миру и в широком диапазоне материалов – начиная от скульптур индуистских храмов и иллюстраций «Камасутры» (400 г. до н. э. – 200 г. н. э.) и заканчивая гомоэротическими фотографиями Роберта Мэпплторпа (1946–1989). Он-то и возвращает меня к началу этой главы. Если мы обратим внимание на то, как представлена красота мужского обнаженного тела в творчестве Мэпплторпа, то увидим совершенно иной образ по сравнению с античным идеалом, воспеваемым Винкельманном.
Мужчины из высших слоев древнегреческого общества участвовали в пирах – симпосиях. Празднества проходили на мужской половине дома. Участники возлежали на клинэ – ложах, больше похожих на софу. Симпосии описаны у Платона (прибл. 427–347 гг. до н. э.) и у Ксенофонта (прибл. 430–356 гг. до н. э.). Они часто изображались на греческих вазах. Смысл этих пиршеств состоял в телесных и духовных удовольствиях. За интеллектуальными беседами участники много пили.
Как и представители неоклассицизма позднее, древние греки ценили мужскую красоту. Молодые неженатые мужчины часто вступали и в гомо-, и в гетеросексуальные связи. Из женщин, которых допускали на симпосии, были только гетеры. На вазах их нередко изображали обнаженными. Разные виды сексуальных взаимоотношений на пирах были одной из основных тем декора керамики. Не обходили вниманием мастера и последствия обильных возлияний, такие как рвота. Телесным функциям греческих мужчин, сексуальным или другим, придавалась видимая респектабельность согласно классическим канонам.
Работа Эвайона середины V века до н. э. типична для ваз, на которых изображались симпосии. Этот стиль называется «краснофигурной вазописью». За основу изображения брали цвет афинской красной глины, на которой черными линиями тщательно прорисовывали анатомические детали. На килике, неглубокой чаше с двумя ручками (рис. 55), мы видим виночерпия на симпосии. Мужчины полулежат на клинэ, а мальчик держит в правой руке килик, а в левой – ойнохою, или сосуд с вином. Стиль краснофигурной вазописи позволил художнику прорисовать с анатомической точностью тела трех полуодетых или обнаженных пирующих. Кроме того, ему удалось запечатлеть призывные взгляды между юным виночерпием и мужчиной, которому он прислуживает.
[55] ВАЗОПИСЕЦ ЭВАЙОН. КИЛИК
13,5×31,1×39,8 см. 460–450 гг. до н. э. Лувр, Париж
Заключительное слово
Изображения симпосий напрямую связаны с одной из главных тем этой книги, а именно с тем, как культура обусловливает наше восприятие искусства. В своем исследовании я сосредоточилась на позиции западного зрителя и на европейских произведениях разных периодов. С одной стороны, греческие вазы с картинами пиршеств – это часть прославляемого европейцами классического прошлого. С другой – на них изображены половые акты на публике, безделье и излишества. Но такая двойственность касается не только представления секса в искусстве. На примере «Клятвы Горациев» Давида (рис. 35) мы увидели, как убийство членов собственной семьи может превозноситься как образец доблести и как преданность державе, которую ставят превыше всего. По-разному можно смотреть и на классические портреты, служившие выражением власти, например на изображенного на коне короля Испании Филиппа IV кисти Веласкеса (рис. 44).
Мы искали точки пересечения и противоположности среди произведений искусства по всему миру, но больше всего внимания уделяли западному искусству. И все-таки наше путешествие началось в пещере. Именно там впервые возник вопрос: что могут рассказать о произведениях искусства и об их восприятии пигменты и зарубки на стенах? Пещера Ласко (рис. 5) дала нам повод обсудить не только материалы, но и то, как в изображениях представлены верность, сознание и власть. Конечно же, не обошлось и без вопросов пола.
Мы вообразили роли мистера и миссис из пещеры и задались вопросом: кто из них создал наскальную живопись? Я начала с этого примера, потому что он вызывает много вопросов, позволяющих вам усомниться в предубеждениях об искусстве и взглянуть на него по-новому. Мой текст пересыпан изречениями художников разных эпох и стилей. Это обогащает книгу, а иногда их голоса вступают в спор с моим собственным. Так за кем же мне оставить последнее слово? Думаю, что за тобой, дорогой читатель.
