«Ну ничего» — мрачно думала я, ворочаясь в постели, и проверяя заживают ли раны. — «Мне уже недолго осталось. В смысле жить. Тут».
И вообще, надо так и сказать Колдуну, чтобы прекращал свои эти штучки. Нечего. Зачем намекать на что-то, чего не может быть?
Не зря говорят: вспомнишь про неприятность — она на порог. В мою комнату, без стука, энергичным шагом вошел Колдун. Я натянула одеяло до подмышек, хотя хотелось спрятаться в нем, как в домике, я злобно посмотрела на вошедшего. Тот ответил мне совершенно невозмутимым взглядом.
— Ваше Величество? — как можно более спокойно спросила я.
— Яра? — удивился Колдун, явно не понимая причин моей мрачности.
— Вы что-то хотели мне сказать? — подчеркнуто сухо осведомилась я.
— Вероятно, пожелать вам доброго утра, княжна, — Колдун снова начала называть меня на «вы» и по титулу. Мне бы радоваться, а желания нет.
— Бросьте, — махнула рукой я. — Я так подозреваю, что что-то произошло. Вчера вечером, так?
— И почему же вы считаете, что я могу прийти к вам только по делу? — холодно осведомился Король.
— Потому что у нас с вами могут быть только дела, касающиеся ваших или моих врагов. Которые, замечу, неоднократно пытались меня убить. Впрочем, если вы пришли сказать, что отпускаете меня — я буду лишь рада.
— Вы так хотите уйти отсюда? — тихо поинтересовался Колдун.
— Если бы это было возможным — да, — нет! Но я об этом никому не скажу. Даже себе. — Однако я прекрасно отдаю себе отчет, что пока вы не добьетесь желаемого — это невозможно.
— Итак, княжна, вы хотите говорить со мной только о делах? — вот так. И словно забор вырос. Я — это я. Он — это он. Но что за странная привязанность? Похитителя к жертве, жертвы к похитителю. Так не должно быть, это просто неправильно.
— Полагаю, иных общих тем у нас нет, — копируя его манеру, ответила я. Лучше решить все сейчас, раз и навсегда. К чему несбыточные надежды?
— Я понял вас, княжна. Что ж, извольте говорить по делу. Как вы знаете, недалеко за городом есть лес. Я периодически посылаю туда конные разъезды — проверить на предмет разбойников. И вот вчера разъезд привел странного полураздетого оборванца, утверждающего, что именно он — прославленный менестрель, собирающийся выступать в моем дворце. Однако по пути в город его оглушили, связали, и бросили в лесу, надеясь, что хищники сотрут все следы. Понимаете, что это значит?
— То дарование было липовым, — кивнула я. — Потому он не смог исполнить приличные песни. Благородных учат игре на музыкальных инструментах, и стихосложению, но эти знания очень общие… Вот почему он сумел изобразить неплохую мелодию без слов, а вот со стихосложением, видимо, не сложилось. Итак, теория подтверждается. У нас высокопоставленный враг, Ваше Величество.
— У нас? — удивился Колдун, приподнимая брови.
— Пока я в вашем замке — да. И вам выгодно, чтобы я уехала отсюда живая и невредимая. Это мы уже проходили.
— Я уже говорил вам, здесь вы будете в безопасности, — стиснув зубы, видимо, чтобы не наговорить мне всякого и очень разного, Колдун быстрым шагом вышел из моей комнаты.
И он опять видел меня заспанную и непричесанную.
Чтобы не предаваться бесплодной хандре, я позвала матушку Ио, но не потому что возжаждала общения, а потому что знала: вместе с ней придет завтрак. Поев же, переодевшись и причесавшись, я изъявила желание посетить упомянутый ранее сад. Матушка Ио было засомневалась, но переговорив с Рейналдом сменила гнев на милость.
А погода была хороша. Да и сад, чего греха таить, тоже. Каких только деревьев и цветов в нем не было! Но в восторг меня привели лилии — темно-бордовые, с широкими лепестками — они благоухали так, что, казалось, привлекали пчел со всего сада. Так что, свой восторг я благоразумно выражала с некоторого отдаления. Мало ли, вдруг эти насекомые меня за конкурентку примут?
Охрана мне нисколько не мешала, и даже не попадалась на глаза, чему я была бесконечно рада. Мне хватило тревог и волнений за эти несколько дней, я просто хотела покоя. И не хотела думать ни о Колдуне, ни о покушениях, ни о возвращении домой. К тому же, окружающая обстановка к этому весьма располагала. Устроившись на ажурной лавочке, стоящей в тени большой яблони, я наконец-то принялась за вышивку, маленькую корзинку с которой дала мне матушка Ио перед выходом. В качестве объекта, достойного быть запечатленном на моем великом творении, был выбран все тот же сад. Занятие умиротворяло и настраивало на благодушный лад. Оторваться от него меня заставили лишь слезящиеся глаза и порядком затекшая спина.
