– Сдавайся! – крикнул поверженному противнику князь.
– Чего ждешь, рубай! – хрипло отозвался тот, с ненавистью посмотрев на победителя.
– Отставить! – громко велел я расходившимся соперникам и повернулся к Одинцу: – Полковник, я полагаю, исход поединка очевиден?
– Разумеется, ваше величество, – с поклоном отвечал посол.
– И у вас нет претензий?
– Нет, государь, – покачал головой запорожец. – Грицко сам нарвался.
– А коли так, то доводить до смертоубийства не станем. Врача раненым!
Одинец в ответ сдержанно поблагодарил, хотя по лицу его было видно, что в выздоровление товарища он не верит. Тем не менее не пропустивший такого случая О’Конор внимательно осмотрел обоих пострадавших, тщательно очистил им раны, после чего перевязал.
– Что скажете, Пьер? – поинтересовался я.
– Рана Щербатова не опасна, хотя пару дней может быть жар. Но он человек молодой и сильный, а потому все должно окончиться благополучно.
– Понятно, а что с казаком?
– Все в руках Божьих! – пожал плечами эскулап.
– Государь, нам надобно возвращаться к гетману, – нерешительно начал полковник. – Позволено ли мне будет просить о милости?
– Если вы о своем товарище, то можете не беспокоиться. О нем позаботятся.
– Благодарю, ваше величество!
– Не стоит. Что же касается Сагайдачного, то передайте ему, что в другое время я почел бы за честь принять его службу, но теперь обстоятельства сильнее меня.
– Я запомню ваши слова.
– Ну и прекрасно. До границы вас проводят. Прощайте.
Все это время бледный Дмитрий Щербатов стоял в сторонке, ожидая моего решения. Кто-то из слуг подал ему кафтан, который он накинул на плечи.
– Что, князь, и тебе досталось? – сочувственно спросил я.
– Царапина, государь.
– Хорошо, если так! Ну а поскольку ты дрался не просто так, а защищая честь, в том числе и мою, да к тому же победил, я тебя пожалую. Проси, чего хочешь. Ну что молчишь?
– Есть у меня одно желание, государь, – вздохнул Щербатов. – Да боюсь, ты мне за него велишь голову отрубить.
– О как! – удивился я. – Но, раз начал, говори. Может, и сохранишь голову-то. К примеру, ссылкой отделаешься или еще как.
– Жениться я хочу и прошу на то твоего дозволения.
– Ну, брат, за это точно казнить не стану. Нельзя же дважды наказывать…
– Не смейся, царь православный, – буквально взмолился парень и упал в ноги. – Люблю я ее, и свет белый мне не мил без нее. Я и с казаком зацепился от тоски. Думал, срубит он меня, да и пройдет боль в душе.
– Охренеть! А я тут при чем?
– А не разрешишь, так вели казнить, ибо муку душевную терпеть сил больше нет!
– Так, отставить комедию! – совсем растерялся я. – Кто-нибудь что-нибудь понимает вообще?
– Дело-то немудреное, – охотно пояснил мне всезнающий Михальский. – По Алене Вельяминовой он сохнет.
– Да ладно!..
– Истинно так, государь, – подтвердил несчастный влюбленный.
– Погоди-ка, а это ведь она тебя с драгунами из пистолета шуганула?
– Было такое, – подтвердил Корнилий.
– Видать, крепко контузило!
– Не без того.
– Ладно, вставай, добрый молодец, – поразмыслив, велел я Щербатову. – Вон видишь здорового дядьку в богатой шубе? Это Никита Вельяминов – ее старший брат. Вот к нему сватов и засылай. Я, конечно, самодержец, тиран и все такое прочее, однако в подобном деле приказывать не стану. Сладитесь – твое счастье! Нет – не обессудь!
– Но, государь, – удивленно поднял глаза князь. – А как же…
– Благословения просишь? Так это к патриарху…
Резко отвернувшись, я потребовал коня и, едва его подвели, вскочил в седло. Сопровождающие тут же последовали моему примеру, после чего наша кавалькада дружно понеслась к Москве. За поединком наблюдало много народу, поскольку случалось подобное нечасто, а значит, многие видели и как победитель о чем-то меня просил, стоя на коленях. Но говорили мы тихо, а потому, в чем дело, мало кто понял. И на следующий же день по столице поползли самые разные слухи, один чуднее другого.
Известия о том, что посольство Сагайдачного к царю провалилось, едва не стоив одному из посланников жизни, быстро достигли ушей Фомы Кантакузена и сильно обрадовали его. Во всяком случае, так мне доложил часто встречавшийся с ним Рюмин. Это меня полностью устраивало, поскольку ссориться с Блистательной Портой в мои планы пока не входило. Однако непостижимым для меня образом хитрый грек пришел к выводу, что это решение было принято под влиянием моей супруги, и отправил царице богатые дары.