— Вот горе, опять ребенок испугался! — со смехом воскликнула Таня. Однако в этот раз она вовсе не смахивала на Таню. Это было совсем другое существо, ее косичка расплелась сама собой, волосы рассыпались по плечам и начали седеть прямо на глазах, многочисленные морщины покрыли лицо. Сначала были едва заметны, но с каждым мигом становились все глубже и более резки. Спина у бывшей Таня немного сгорбилась, откуда-то в ее руках взялась сподручная клюка.
Перед Степаном стояла баба-яга.
— Так чем же тебе не понравилась та…. как ты сказал? — спросила она, прищурив колючие глаза.
— Бурда — вместо Степана охотно ответил Аристарх и опять довольно фыркнул.
— Тебя не спросили — отрезала баба-яга.
— Еще бы! — промуркотел Аристарх — Кто ты, и кто я. А, между прочим, не мешало бы иногда поинтересоваться моим мнением. И тогда бы я сказал, что впервые в своей жизни поужинал по-людски. А это намного вкуснее, чем по-нашему.
— Смолкни — ледяным голосом остановила его Ядвига Олизаровна — Лучше займись своим делом.
— Это можно — согласился Аристарх — Это мы сделаем с удовольствием.
Он подошел к парню, ловким движением заломил ему руку за спину и подтолкнул в направлении одинокого дома.
— Прошу — сказал Аристарх — мне тоже нужно кой за что с тобой рассчитаться.
Для жителей Горобцов этот осокорь был самым обычным себе осокорем.
Для всех, лишь не для Василя Потихонченка. Этот осокорь служил мачтой, пограничной вышкой, воздушным шаром.
Из нижней, самой толстой ветки свисал крепкий веревочный трап. Около верховья был закреплен штурвал, что непосвященному взгляду казался всего лишь колесом от старой телеги. И одному Василю было известно, какой ценой оно туда попало.
Сегодня осокорь был капитанским мостиком, а сам Василь — отважным капитаном. — Утром стояла замечательная погода. Ветра почти не было. Серебристые листья сонно шевелились над головой — точь-в-точь как крыла далеких и величественных океанских чаек. Или даже альбатросов. Навстречу не спеша плыли кудрявые тучи.
Капитан Потихонченко уже целый час стоял на мостике своей бригантины держа в руках бинокль. А бригантина, нагруженная бусами, шоколадными конфетами и другими сладостями, внезапно проваливалась в западню между двумя океанскими волнами или стремительно взлетала на пенистую вершину девятого вала. И похоже, что вон там, слева по курсу, начинает вырисовываться берег никем еще не открытой земли.
Капитан Потихонченко стал лихорадочное крутить окуляры бинокля. Да, так оно и есть: слева по курсу виднелись высокие пальмы с гроздьями бананов. Между двумя наибольшими хижинами радостно суетились черные от загара туземцы с кольцами в носу. Они вывешивали огромное полотнище с надписью: «Сердечный привет прославленному мореплавателю Василю Потихонченку»! Маленькие туземочки собирали для торжественной встречи охапки душистых тропических цветов.
— Спустить шлюпку на воду! — металлическим голосом отдал команду капитан Потихонченко — Загрузить шоколадными конфетами и бусами!
Но перед тем, как самому сойти в шлюпку, каждый капитан должен внимательно осмотреть горизонт. Он должен убедиться в том, что кораблю и его экипажу ничего не угрожает.
Василь повел бинокль влево, вправо — и вдруг увидел Степана. Его товарищ вместе с Таней шагал к реке и, кажется, что-то ей доказывал.
Капитан Потихонченко опустил бинокль на могучую капитанскую грудь и укоризненно покачал головой. Тоже мне жених и невеста! Эх, воспитываешь Степана, воспитываешь, а он…
Потом Василь опять поднес бинокль к глазам и увидел, как из-за кустов внезапно появился здоровенный черный кот с белой нашлепкой на носу. Кот, кажется, замяукал. А Степан испугано оглянулся в его сторону, подпрыгнул, будто его что-то ужалило, и на миг выпал с поля зрения.
Василь повел биноклем вслед за товарищем. И замер, удивленно подняв брови.
Тани возле Степана уже не было. Вместо нее стояла бабушка — собирательница лекарственных растений. Та самая, что с котом Аристархом поселилась в одиноком домике.
«А Танька куда делась? — подумал Василь — Чудеса»!
Он начал водить биноклем во все стороны, однако девочку так и не увидел. Видимо, залезла в яр или спряталась в кустах. Но с какого перепугу?
