— Об этом мы тоже спросим его завтра. Я не знаю точно конструкции усилителя Фаулера. Нашим стационарным усилителем можно снять с человека, как вы выразились, ранее внушенное. А портативных, переносных, у нас нет. Нам они не нужны.
— Значит, такие усилители у нас есть?
— Я уже сказал, таких нет. Но есть другие. Эта идея висела в воздухе и, как всегда бывает, осуществлена не только одним Фаулером. У нас есть крупные стационарные усилители, и они успешно применяются в лечебных целях. Есть ли такие в других странах, в частности у Фаулера, не знаю. Но если у него они есть, то я заранее могу сказать, что и его руках они не дадут того, что дают наши.
— Почему?
— Потому что Фаулер и многие, подобные ему, зарубежные ученые исходят из неверной точки зрения на внушение. Они считают, что нужно навязать пациенту мысль врача. Но это не так. Внушаемая мысль должна восприниматься, и воспринимается, как мысль собственная. Я уже говорил об этом. Если бы это было не так, то получилось бы, что можно изменить внушением, скажем, политические убеждения. А это абсолютно невозможно. Кстати, я точно знаю, что Фаулер, по крайней мере до войны, считал это возможным.
— Почему вы подчеркнули, что до войны?
— Потому что я убежден, читал. Он увидел Миронова, очевидно, в гестапо при допросах, на которых смог присутствовать. Он понял, что этот человек обладает сильной волей и твердыми убеждениями. Я знаю психологию ученых, подобных Фаулеру. Ему захотелось проверить на таком объекте силу своего усилителя. Трудно удержаться от такого соблазна. А потерпев неудачу, он проверил усилитель в другой области, с помощью того же Миронова. По всей вероятности, Фаулер сумел заинтересовать гестапо своими опытами. Только этим можно объяснить его присутствие при расстреле.
— Значит, вы полагаете, что при расстреле все же были гестаповцы? — спросил Круглов.
Афонин невольно улыбнулся. В голосе Круглова прозвучало глубокое разочарование. Ведь он был убежден, что там не было сотрудников гестапо.
— Конечно, — ответил Снегирев. — Кто же еще мог там быть?
— Странно все-таки, что гестаповцы с таким доверием отнеслись к Фаулеру.
— Что вы имеете в виду?
— Надо быть очень уверенным в силе гипнотизера, чтобы спокойно стоять безоружным перед лицом вооруженною автоматом партизана. Ведь он мог пустить очередь и них самих.
— Видимо, они были вполне убеждены, — сказал профессор, но Афонин заметил, что тень сомнения пробежала по его лицу и фраза прозвучала совсем не уверенно…
На следующее утро капитан Афонин присутствовал на допросе человека, которого профессор Снегирев называл Эдуардом Фаулером, но который был известен до сих пор под именами Фехтенберга и Стимсона.
…Накануне вечером Круглов вызвал Афонина к себе и сообщил ему, что следственные органы Советского Союза не располагают никакими сведениями, компрометирующими Фехтенберга, кроме все того же «дела Михайлова — Миронова».
— Если он сумеет доказать, что спас пятнадцать приговоренных к расстрелу, а это и для нас несомненно, то его не в чем будет обвинить. Он канадец, и если служил немцам, то это относится к ведению канадских властей.
— Вы хотите сказать, что мы задержали его незаконно? — спросил Афонин.
— О нет! Он задержан не как Фехтенберг, а как Стимсон, человек, вошедший в номер гостиницы, занимаемый Михайловым, передавший ему пистолет «вальтер» и заставивший его покончить самоубийством с помощью внушении.
— Это еще надо доказать.
— Вот именно. И в этом нам должен помочь профессор Снегирев.
— Внушением говорить правду?
— Такие методы допроса запрещены законом. Ты сам знаешь. Кстати, профессор убежден, что Фаулер скажет правду.
— Он говорил это?
— Да. И я почему-то верю.
— Видимо, потому, — сказал Афонин, — что Фаулер не попытался заставить себя отпустить на границе.
— Отчасти поэтому. Он уверен, что ему ничто не грозит.
— Вы сказали «отчасти». Какие еще основания думать, что Фаулер скажет нам правду?
— Только характеристика, данная ему Снегиревым. Фаулер — ученый, глубоко преданный науке, хотя и во многом заблуждающийся. Таким людям лгать не свойственно…
Капитан Афонин представлял себе Фехтенберга — Стимсона — Фаулера совсем по таким, каким он оказался на самом деле. Ему казалось — почему, он и сам не знал, — что человек, обладающий такой силой, должен быть и физически могучим. И когда в сопровождении майора Дементьева в кабинет Круглова вошел задержанный, Афонин был разочарован.
