— Ну, нет, шалишь! — Ожигов потянул его за рукав и усадил на место.
В этот момент кони снова вынеслись вперед — три в ряд, один позади, и взмах флажка отметил, чти старт принят.
Ближе всех к бровке шел Камнев, посередке Сорокин, Никифор — с края, Родионов — позади. Но на повороте кони, словно по команде, перестроились. Родионов поменялся местом с Никифором, Сорокин тоже оказался позади; теперь кони шли по два в ряд.
На следующем повороте кони снова перестроились, как бы выполняя заранее намеченные фигуры. Но каждая такая фигура была этапом борьбы, результатом усилий и искусства. Вскоре Сорокин без видимых усилий вышел вперед и повел бег.
— Сорока возьмет! — сказал кто-то над ухом Кретова.
С трибун казалось, что кони бегут медленно, расстояние скрадывало быстроту, и непонятно было, почему задний наездник, Никифор, не нагонит передних. Но они все шли на огромной скорости, колеса качалок стали паутинно-тонкими, а затем и вовсе исчезли; похоже было, что наездники висят на концах вожжей.
Три передние лошади, шедшие в ряд, слились в одну, о двенадцати ногах, и Никифор тщетно пытался нагнать эту фантастическую, многоногую лошадь. Затем тело Никифора стало все более и более отваливаться назад. Кретов прекрасно понимал, что это значит.
— Не сбой! — шептал он. — Только не сбой, милая!
Несмотря на свое волнение, он краешком глаза подметил странную позу Струганова: могучий сухинский председатель сидел, зажав уши и опустив вниз глаза, словно изучая что-то на полу трибуны.
Вперед вышел Камнев, за ним Родионов, Сорокин на Амулете начал сдавать.
— Дарьял возьмет! — снова крикнули над ухом Кретона. — Силен Камнев!..
Сидящие впереди зрители вскарабкались на скамейки.
— Сядьте! — закричал Кретов и в этот миг в узком прозоре между двух спин увидел отрезок дорожки, на котором разыгрывалось нечто странное: Молодец нагнал Дарьяла и начал выходить вперед.
— Я говорил, Молодец возьмет! — произнес все тот же голос. — Башка Родионов!
Зрители снова загородили дорожку. Тогда Ожигов, недолго думая, перескочил через спинку передней скамейки вниз. Кретов собирался было последовать его примеру, но тут послышались крики, пронзительный свист мальчишек, дробь аплодисментов. Толпа качнулась, охнула. Кретов вскочил на скамейку и сразу увидел Стрелку. Грива ее билась по ветру, между ушей трепыхалась чолка, обнажая лоб с белой метинкой; она неслась так легко и весело, словно почуяла наконец-то свою свободу и силу. Никифор сидел, подавшись вперед, отпустив вожжи. Это был очень дальний и очень рискованный посыл, но, видимо, на Стрелку можно было сейчас положиться. Повинуясь верному чутью, Никифор вел бег, как очень опытный наездник. Почти весь круг шел он позади своих соперников, предоставляя им одолевать сопротивление воздуха, и к последней прямой привел Стрелку более свежей, чем другие кони. Вот тут-то и пригодилась скопленная ею энергия…
Первым почувствовал опасность Камнев, — в руке его замелькал тонкий хлыстик. Но было поздно, их качалки сровнялись, некоторое время они шли рядом, словно сцепленные; затем Никифор резко вырвался вперед и в следующее мгновение настиг Родионова.
Они прошли финиш одновременно, но голова Стрелки оказалась на несколько сантиметров впереди головы Молодца.
Видимо, реакция зрителей, уверенных в победе Молодца, не смогла поспеть за событиями: трибуны безмолвствовали. Затем послышались редкие, неуверенные хлопки.
«Неужели я ошибся?» — мелькнуло у Кретова, когда он поймал обращенный к нему вопрошающий взгляд Ожигова.
И вдруг кто-то звонко выкрикнул с веселым изумлением:
— Вот-те и Родионов! Продул на самом финише!
Разом забурлили голоса вокруг, обвалом грохнули аплодисменты. Кретов тронул за плечо Струганова:
— Очнись, браток! Наша взяла!
Струганов поднял чуть примятое ладонями лицо, несколько секунд тупо глядел на Кретова, шумно вобрал воздух, ударил себя кулаком в грудь и на выдохе сказал:
— На то ж мы сухинцы!
Голос диктора уже не казался таким унылым, когда из черной трубы репродуктора до сухинцев донеслось:
— Первое место и приз для трехлеток присуждается кобыле Стрелка, сухинский колхоз, наездник Колосков, тренер Кретов…