Зато в соседней комнате — встроенные в стену шкафы плюс довольно мощный компьютер с кучей всяких прибамбасов от саундбластера до модема, ибо Саид не просто какой-нибудь хиппи-бродяга, а дипломированный системщик, то есть системный программист и в различных крутых Алмаатинских конторах налаживает сети. Другую половину комнаты занимали ящики, цветные мотки, рамы, на которых натянуто бесчисленное множество нитей — струн неслышных инструментов, играющих музыку красок.
— Привет, народ.
— Крис! — Галка с визгом бросилась к нему на шею, они закружились по комнате, и сухой ворс ковра, словно подстриженная трава, защекотал пятки.
Сидящий в углу спиной к стене Серж поднял раскрытую ладонь.
— Желанным гостям — хай!
Вскоре Крис сидел возле достархана с пиалами и тремя пузатыми, белыми в желтых разводах керамическими чайниками. «Средний стиль чаепития: по китайской традиции даже древний чайник должен блестеть, как новенький, по японской — наоборот, и на новом чайнике должен быть налет времени — трещинки, потертости и прочие признаки старины. Здесь же — сохраняется след прошлого чая, возможно черного, хотя сейчас — зеленый… И тот, кто пил его до меня оставляет мне свое послание», — все это хотел сказать Кристофер, но вопрос Сержа сбил его с мысли:
— Как дорога ?
— Ничего, не без приключений. Найтовал на трассе. Осень скоро. Ветер, пыль.
— А мы тебя ждали. Я уехал на неделю раньше тебя, — сказал Серж. — Не брали, что ли?
— Брали. Просто я тормозил в Бийске. Ты же знаешь Дылду. Посидим, покурим… — передразнил бийского приятеля Кристофер и повернулся к хозяину. — Саид, а можно в душ.
— Горячей воды нет. Уже давно.
— Я холодной. Чуть погодя.
Он опустился головой на ковер. Запах сандала пропитал и его.
— Твой ковер удивительно пахнет. И мушек нет.
— Каких мушек? — спросил Серж.
— О, досточтимый, это долгая история. — Крис улыбнувшись, посмотрел на Галку. — Ты можешь заткнуть уши.
— Это про то как один человек, напившись, заблевал ковер другого человека, — сказала Галка, — известного, между прочим, переводчика.
— Тогда ты и рассказывай.
— Ну вот, а переводчик положил ковер отмокать в ванну. И, естественно, на время забыл о нем. А потом, через неделю, мыться то надо, вытащил из ванной и кинул куда-то на пол. Может месяц прошел. Ну пипл, естественно, запах учуял, чего говорят, у тебя воняет. Нашли ковер, он уже сгнил совсем. По частям вынесли. И тут появились мушки. Целое облако. Огромное. Ну, Крис к нему пришел, смотрит, тот с пылесосом стоит.
— Думаю, совсем крыша у чувака поехала, — добавил Крис, — никогда не видел чтобы Виктор сам убирался.
— А он оказывается мушек в пылесос засасывал. Я, говорит, засасываю, так они с другой стороны вылетают. — Галка рассмеялась.
— Ты красиво смеешься. Я давно хотел тебе сказать.
— Как умею.
— Нет, бывает люди смеются неприятно. Гы-гы-гы. Или: кхе-кхе-кхе. Смех — что такое? Судорожные сокращения грудной клетки. А ты классно смеешься. Как музыка.
— Ну спасибо.
— Нет, реально.
— Крис, миленький, скажи, почему ты такой зануда?
— Все, я пошел под холодную воду. Вода хранит тайну, трава смиренна, — продекламировал Крис уже из коридора.
Глава третья
Птица Абу Харун
Мир — мгновенье, и я в нем — мгновенье одно,
Сколько вздохов мне сделать за миг суждено?
Будь же весел, живой! Это бренное зданье
Никому во владенье навек не дано.
Омар Хайям, Рубаи. (пер. В. Державина)
Белое низкое небо, стук колес. Эти удары пронизывали позвоночник, и где-то в голове постоянно вертелось одно слово — катетер, катетер, катетер. В небе быстро, словно стрела, пролетело солнце, белое, вытянутое в сторону движения. Неожиданно пришло осознание больницы — небо оказалось потолком длинного больничного коридора. Фарфоровый ангел. Он летел в этом белом небе. Откуда этот фарфоровый ангел? Этот нелепый блестящий пупс, с застывшими глазами , без единого движения плывущий над головой.
Игрушка отраженная в кафеле. Тележка резко развернулась и въехала в помещение палаты.
Щелчок, еще щелчок.
— Электроды, — услышал он жесткий голос ангела.
Крис не видел но знал, что к его вискам тянутся пиявки с резиновой кожей и электрическими внутренностями, знал, что эти пиявки вскоре присосутся к его вискам, к его лбу, чтобы выкачать все, о чем он может думать.
