— А нам, видишь ли, кофемолку подарили с ганжей, — продолжил Сурья. — А ручки нет. Вот и что делать не знаем.
— Что делать, — тоном знающего человека ответил Махмуд. — Ганжу вытряхнуть, кофе смолоть.
— Однако, спица нужна чтобы ручку сделать. Дай Махмуд, спицу. Да и кофе у нас нет.
— И спица есть и кофе. Возьми. — Он кивнул в сторону собственных ног.
Спица подошла, и вскоре Дэгэ держал двумя руками спицу, а Сурья крутил в ладонях кофемолку, все это немного напоминало добычу огня трением.
— Что-то плохо молется. То бишь мелется.
— Она же кофемолка. Для кофе. А не для этой соломы, — продолжал учить Махмуд. — Вытряхни ее нафиг.
— Можно кофе с ней варить.
— Эх, молоко бы.
— Возьми молоко. — Махмуд снова кивнул в сторону ног. — То что надо. Сгущенное. Сегодня здесь в девятнадцать ноль ноль Хаккер устраивает какое-то собрание по дзен буддизму.
— Где?
— В моем типи.
— А чего не на поляне. На природе оно правильней будет, — сказал Дэгэ.
— Не знаю. Он попросил.
— А как правильней сказать с точки зрения настоящего дзен буддиста — в девятнадцать ноль ноль или в семь вечера? — с иронией спросил Крис.
— Буддист бы просто сказал: в семь, — ответил Дэгэ. Они, наконец расправились с травой и теперь мололи кофе.
— Или в восемь. Восемь — священное число.
— Или сто восемь.
— Настоящий дзен-буддист не стал бы проводить семинар, — подытожил Сурья, — давайте лучше семинар по времени проведем.
Последняя фраза была произнесена на фоне постепенно нарастающего за стеной гитарного звона и хриплого голоса. Слов разобрать было невозможно. Гитарист прошел мимо типи и удалился в сторону поляны.
— Все здесь хорошо, вот только радио мешает.
— Поэтому я с краю и стою, — сказал Дэгэ, — никого нет, кроме Лехи.
— Леха один десятерых стоит.
— Мы тоже с краю, но слышим весь лагерь.
— Несколько радиостанций. Ближайшая — растаманский типи.
— У них музыка спокойная. Акуна-Матата.
— А Кэнитс рядом с собой глушит, у них ребенок.
— А я не глушу.
— А может здесь храм построить, — сказал Махмуд, — храм тишины.
— Зачем его строить. — Дэгэ размешал палочкой в кастрюльке смесь воды, молока ганжи и кофе, затем этой же палочкой пошевелил угли в костре. — Храм везде, этот лес — храм. Ты сам тоже храм. Вешать не будем.
Последняя фраза относилась к кастрюльке.
— Да, ставь на угли.
— Для индуса любой камень на дороге может стать храмом, — добавил Сурья.
— Но это не все понимают. — Махмуд сел по турецки, и положил руки на колени. — Некоторым надо приходить куда-то, чтобы помолиться.
— А вот ты давеча другой семинар задумал. — Дэгэ посмотрел на Сурью. — На тему «Имеют ли комары природу Будды».
— И что вы по этому поводу думаете? — спросил Сурья всех.
— Думаю, да. — Дэгэ потер пальцами лоб и оставил на нем пятно сажи.
— Теперь ты настоящий хиок, — сказал Крис.
— А?
— Теперь у тебя руки, как у хиока грязные. И лоб.
— Это я на лбу Шиву поставил. — Дэгэ улыбнулся. — Знак силы.
— А я вот так решил. — Сурья продолжал семинар о комарах и природе Будды. — Когда мы их замечаем, то имеют, а не замечаем — не имеют.
— Верно, однако.
— Это все болтология, а насчет храма верно, — Махмуд провел рукой по клинышку бороды, — каждый из нас храм.
— Вот Костыль, он все время меняется, сейчас такой, завтра другой. Где тут храм?
— Ну если храмом считать нечто неизменное… — медленно проговорил Сурья. — Мне кажется, храм — это дыхание. Процесс. Акт вдоха, акт выдоха. Пока я жив, храм со мной.
В этот момент закипел кофе и маленький язычок пены, поднявшейся до края кастрюли, сполз по наружной стенке и, зашипев, лизнул угли.
Все как и два года тому назад: сонный пипл, запах восточных благовоний в пространстве абсолютно пустой комнаты. Мойте руки перед едой. Мойте ноги, входя в комнату Саида: на полу — классный, ручной работы, ковер, ведь Заира, жена Саида, потомственный ковровых и гобеленных дел мастер, и ковер, застилающий комнату — как бы фамильная реликвия. Мебели же нет, потому что Саид любит пустоту, и геометрия комнаты предельно проста: прямоугольники — стены, прямоугольник — окно, занавешенное снаружи зеленю деревьев, растущих вплотную к дому, и столь же узорный прямоугольник — ковер. Плюс на ковре — большой прямоугольный металлический поднос с пепельницей, чайниками и пиалами. Как бы достархан.
