— Здравствуйте.
— Салям. — Водитель улыбнулся. — Далэко идешь, барат.
«Не казахи, не киргизы, не таджики. У машины джамбульский номер. Турки, может быть?»
— В Алма-ату. Может возьмете.
— Ноо, ми Джямбул.
— Ну до поворота.
— Малик, вазмем ходжу? — Он рассмеялся и добавил по турецки, обращаясь к некоему Малику, сидящему в салоне.
Вопрос внушал надежду.
— Садись барат, — водитель снова высунулся в окошко, — а вобще ми только жэнщин бирем.
— А чего только женщин?
КАМАЗ уже несся по раскаленной трассе, и Кристофер высунув руку ловил утренний, но теплый воздух.
— Жэнщин, — громко повторил водитель, — ми турки.
— Я понял.
— Ми джамбульские турки. Асобо ибливые. Турку еда — нэ надо, вода нэ надо, вино — нэ надо, а жэнщина… Эээ…Она для турка и еда, и вода. Так говорю, Малик. Всэх ибем.
— Но ты нас не бойся. Мы только женщин ебем. Не извращенцы. Даже пидорасов не трогаем. Ха-ха-ха. — Малик, в отличие от напарника, по-русски говорил почти без акцента.
— Я уже встречал на трассе турков. Тоже джамбульских.
— И не выебали? Ха-ха, — спросил Малик.
— Шутишь. Нормальные люди.
— Нас, турков, в Джамбуле целый район.
— И на родину не тянет.
— Здэсь у миня родина. Там никого нэт. Ни дедушка, ни бабушка, ни систра. У Малика дядя. — Водитель снова произнес фразу на турецком. — Он ездит.
— Нам пока и здесь хорошо, — добавил Малик. — Турку, кроме женщин, ничего не нужно.
Турки оказались «поливальщиками»: вчера они продали в Омске арбузы и теперь возвращались домой. Между собой они разговаривали по турецки и несмотря на экспрессию, с которой произносилась каждая фраза, их язык казался густым и пряным, словно восточные сладости. И узнаваемый русский мат был мухами, кружащими над сластями.
КАМАЗ тем временем обогнала полная людей девятка. Разговор турков переместился на нее.
— Ни нравятся мнэ они, — произнес вдруг водитель, — Бандити, навэрно.
— Почему? — спросил Крис.
— Бандит, нэ бандит. — Водитель на мгновение отпустил руль и взмахнул руками. — Но почэму не уизжают. Абагнал — уизжай.
— Сзади-то никого? — Малик зевнул и потянулся.
— Никого.
Девятка по-прежнему шла впереди, загораживая Камазу дорогу.
— Стрелять умеешь? — спросил у Кристофера Малик.
Несмотря на серьезность вопроса он и водитель улыбались.
— Плохо.
— Возьми ружье, покажи им.
Кристофер недоуменно посмотрел на турков.
— Вазми ружье, тибэ гаварят, сзади лэжит, под курткой, пакажи, — повторил водитель и кивнул на не желающую уходить вперед девятку.
Сверху, из кабины грузовика, машина, обогнавшая их, казалась Кристоферу маленькой, чуть ли не игрушечной, однако люди в салоне были вполне настоящими. Ружье напомнило Кристоферу отцовское. Иж-54, двустволка, двенадцатый калибр. Или очень похожее.
Он высунул темное спаренное дуло в окно.
— Приоткрыть дверь?
«Почему ж ты не боишься, а, суфий? Думаешь, до стрельбы не дойдет? Или крутым себя считаешь? Ковбой хренов, блин!» Нет, страха в сердце Кристофера (а он никогда не считал себя особо храбрым, скорее наоборот, весьма робким и трусливым) не было. Приключение казалось ему просто забавным.
— Нэ надо. Пакажи и все.
Однако те, кто ехал впереди, восприняли намерения Кристофера всерьез. Девятка резко рванула вперед, и когда Кристофер положил ружье на колени, была в сотне метров от КАМАЗа.
— Нэ бандиты. Ашиблис. — Водитель продолжал улыбаться, и после каждого слова резко ударял ладонью по рулю, словно вгоняя собственную речь в железное тело машины. — Ми, турки, народ сэрезный. Бандитов нэ баимся.
Кристофер погладил ладонью вороненый ствол. И вдруг вернулся в старый, более чем десятилетней давности, кусок собственной жизни. Дачной жизни, некогда отслоившейся от Кристофера подобно старой змеиной шкурке, красивой но бесполезной. Однако и на фоне воспоминаний он умудрялся продолжать начатый с утра внутренний диалог.
«Не храни дома змеиную кожу, о, суфий, даже если она была твоей собственной жизнью».
«Но как ты можешь забыть сухие болота, кишащие змеями и самих змей, которых ты ловил руками, изгоняя страх из своего тела, как ты можешь забыть, огненно-рыжую веснушчатую девчонку, научившую тебя, неловкого, неумелого, несмелого, не-не-не-никакого…»
