Ко второму уроку Мориц поборол сонливость и даже осилил диктант. «Чего нельзя сказать про Штефана Рабентраута», — злорадно подумал он, увидев, как его школьный противник безуспешно пытается списать у соседа по парте. Между Морицем и Рабентраутом в последнее время установилось нечто вроде перемирия. Но Мориц знал, что мир может быть нарушен, как только Штефан найдёт себе нового сообщника. Сейчас он тише воды и ниже травы лишь потому, что родители запретили ему водиться с Мартином Ховилером.
В полдень опять пошёл снег. Он падал густыми хлопьями.
— На санках кататься пойдём? — спросил Мориц Лили и Оле на школьном дворе.
— С удовольствием, — сказала Лили. — Но не раньше четырёх. Мама сказала, что сегодня я должна зубрить математику.
— Тогда в четыре на горке, — сказал Мориц. — И не забудь свои гоночные санки, Оле!
— А то! — ответил Оле. Он получил их в подарок на Рождество и чуть не лопался от гордости.
Автомобили ехали сквозь снегопад медленно и с включёнными фарами. Было сумеречно, как будто вечер уже наступил. Мориц торопился домой. Тим был ещё у няни, а папа — у своего ученика по фортепиано. Морицу предстояло разогреть обед в микроволновке, а потом сесть за домашнее задание.
Когда он дошёл до дома, то почему-то посмотрел наверх. На первом этаже, у госпожи Фельзингер, горел свет, а над её квартирой все окна были тёмные. Хотя… Мориц так и ахнул. Ему показалось, что на втором этаже, в окне господина Розочки, что-то светится. Да не просто светится… а двигается! Неужто господин Розочка вернулся?
Мориц распахнул дверь в подъезд и побежал вверх по лестнице. На втором этаже он остановился и нажал на кнопку с надписью: «Леопольд Розочка». Тишина. Он нажал снова. Четыре раза, пять. Всё было тихо. Мориц разочарованно отвернулся. Судя по всему, свет в окне ему привиделся. И тут он услышал за дверью какие-то шорохи. Мориц замер как вкопанный. Он уставился на дверь, которая в любой момент могла открыться. Но ничего не происходило. Мориц постучался и крикнул:
— Господин Розочка, это вы?
Никакого ответа.
Постояв ещё несколько минут, то и дело стуча в дверь, Мориц понял, что всё без толку, и отправился к себе. Он включил свет в гостиной, сел на диван и задумался. Он не был уверен, что действительно что-то видел. Зато был уверен: он что-то слышал. Кто же мог быть в квартире господина Розочки?
Мориц решил заглянуть туда попозже ещё раз и поставил чечевичный суп в микроволновку. Он был настолько погружён в раздумья, что продержал его там слишком долго и обжёг себе рот. С проклятиями он вскочил из-за стола, чтобы глотнуть холодной воды.
Однако боль лишь ненадолго заглушила его беспокойство. Почему тот старик в подзорной трубе помахал ему? Какое отношение он, Мориц, имеет к Серому Предместью? Честно говоря, ему становилось не по себе при одной мысли об этих закоулках. После отъезда господина Розочки Морицу и в голову не приходило снова побывать в лавке мороженого Пиппы. Когда-то Пиппа была балериной, но после несчастного случая ей пришлось оставить любимое дело. Благодаря господину Розочке она открыла лавку в Сером Предместье и продавала там «мороженое для любого настроения». Пиппа от души звала Морица к ней зайти, но ему совсем не хотелось возвращаться в это мрачное место, да он не знал, как это сделать. В тот единственный раз они ездили туда и обратно на автобусе, который больше не попадался Морицу на глаза.
После еды Мориц сел за письменный стол и включил настольную лампу. Ему надо было выучить две страницы из учебника по естествознанию. Едва он дошёл до вопроса, вращается ли Земля вокруг Солнца или наоборот, как вдруг подзорная труба вновь засветилась странным светом. Мориц минуту колебался, стоит ли ему вообще заглядывать в трубу. Но потом поднёс её к глазу и… опять увидел улицу в Сером Предместье. Там тоже шёл снег, и свет фонарей едва пробивался сквозь белёсую завесу. Старика нигде не было видно. На сей раз в нескольких окнах горел свет, но совсем тусклый. Мориц снова подумал о пещерах, в которых затаились пугливые животные. Однако картина изменилась. Переулок больше не был безлюдным.
