— Связанных?
— Нет. Султану было бы не на что смотреть. Осужденному на львиную смерть давали в руки нож и щит. И он умирал, защищаясь, как и подобает отважному. Случалось таким и побеждать льва. Я видел сам раз такого. Эти битвы были ужасны. Человек и зверь сплетались в клубок. Рычал один; в смертных воплях исходил другой. Кровь их смешивалась, и когда лапы «господина пустыни» раздирали спину мятежнику, он, бывало, распарывал могучему врагу своему живот. Тут был бой — грудь с грудью. Для прыжка и разбега клетка не давала места.
Иногда видели, как и тот и другой подолгу мерялись пылающими глазами. Человек — прижимаясь в угол и держа перед собою щит, зверь — припав в другом и раздувая ноздри на обреченную ему добычу… Мне говорили, что раз такую добычу бросили сытому льву, и тот только сонно смотрел на него, хлопая хвостом оземь. Только когда пленный шевелился, лев злобно рычал, приподымаясь на передние лапы.
Лучшие рабыни кормили таких львов. К каждой клетке было приставлено по одной, и никогда «господин пустыни» не трогал ее. Если бы захотел, он бы ударил лапой невольницу. Она часто гладила его гриву, брала его за когти, говорила с ним, и лев только жмурился и тихо рычал от удовольствия. Сколько раз я видел таких из племени Бени-Ассан. Они засыпали, прислонясь спиною к клетке… Помню, раз лев положил ей на плечо лапу, и сам опустил веки — задремал. Невольницы входили к львам в клетку…
У одного каида лев зарычал было на рабыню. Другой — сильный, недавно привезенный из пустыни — кинулся на нее и прокусил ей горло… Давно это было…
Забрезжила вскоре заря, и страхи ночи кончились.
V. ПОЕДИНОК ЛЬВА С БУЙВОЛОМ
На другой день мы вышли на большую дорогу караванов, змеившуюся по спаленной пустыне песка сплошною полосою белых костяков лошадей и верблюдов. Тут уже чаще были оазисы, и сладко дремалось в тихом шелесте их пальм, шептавшихся у прозрачных вод ручья. Кое-где встречались темные шатры кочевников, и из-под их тени пристально следили за нами суровые глаза арабки, которым солнце, казалось, сообщило свой беспощадный, насквозь пронизывающий блеск.
В чистых и сухих зарослях тут слышался зловещий шорох. Через тропинки порой ползли большие сытые змеи, шипя в нашу сторону и раскрывая пасти, в которых трепетали тонкие раздвоенные языки. Как изумруды, сверкали злые глаза, и длинное кольчатое тело, точно прут, свивалось в чащу… Вечерами здесь пели невиданные птицы, и назло ученым, поставившим магребский восток вне пределов досягаемости для ярко-красных фламинго, мы часто по зорям видели их, прилетевших к далеким заводям.
Помню, мы раз отошли от арабского поселка. Тут, в оазисе, уже не было тишины пустыни. Чиликало в листве, свистало в траве, подернутой цветами, и сухо и оглушительно верещало в застывших в свете и зное кустах. Пахло пряно и возбуждающе какими-то благоуханиями…
На одном из поворотов дороги вдруг ехавший впереди Абд-эль-Амру чуть не слетел с верблюжьих горбов, — так «корабль пустыни» под ним точно поддало назад.
Я не успел остановиться, — на этот раз я был на коне, — и конь вынес меня вперед, в чащу… Точно по сигналу, замолкли птицы. Радужное облачко их поднялось в сторону, и только одни большие черные цикады неистово продолжали трещать и скрипеть по сторонам.
Моя лошадь тоже насторожила уши. По ее темной коже бежали судороги… Захрапела и подалась назад, и тотчас же влево послышалось мучительное, жалобное мычание.
Лошадь взвилась, не слушая удара. Я как-то сполз с нее, упал, встал и, точно опасность была позади, кинулся вперед…
Я теперь даю себе неясный отчет во всем происшедшем тогда. Мне казалось, что я ничего не видел перед собою: что-то громадное примерещилось в переплетах сухой и желтой травы за кустами. Оттуда меня обдало горячим паром, как будто чья-то пасть дохнула мне в лицо. Гигантский клуб перевившихся черного и рыжего тел, и по черному — яркие алые струи… Клуб этот хрипел, и сквозь хрипение что-то хрустело и хряскало… Клуб смотрел четырьмя глазами, и между ними бороздили землю большие могучие рога. Что было потом, я не знаю. Сзади на меня вихрем налетело что-то, схватило и подняло. Когда я очнулся, я сообразил, что лежу поперек верблюда Абд-эль-Амру.
