— Прежде всего познакомимся, господа. Затем обсудим нашу предстоящую встречу с представителями культурного мира Антанты и совместно выработаем план нашей беседы с ними. — Я стал обходить стол, пожимая каждому руку.
— Снегирев, присяжный поверенный.
— Акопянц, купец первой гильдии и фабрикант.
— Кокошнин, доктор-гинеколог.
— Кравцов, директор московской седьмой гимназии, ныне преподаватель словесности.
— Попандопуло, коммерсант.
Всего я пожал шестнадцать рук. Все они принадлежали людям, которые под моим началом через час-полтора должны будут изображать либеральное общество крымских областей и свободную политическую мысль Крыма.
Все они были растерянны, напуганы, неуверенно держались со мной, бросая косые тревожные взгляды на сидевшего в углу и молча попивавшего токай ротмистра. Было ясно: боятся и его и меня, предполагая и во мне сотрудника контрразведки.
— Итак, господа, начнем. Но один лишь вопрос. Почему с нами нет женщин? Дамы, по-моему, необходимы и как приятный фон делегации и как эмансипированные женщины добровольческого Крыма.
— Женщины будут, — коротко бросил ротмистр.
— В таком случае переходим к делу. Кто из вас, господа, знает языки и какие?
Небольшое движение, шум, и затем некоторые из интеллигентов ответили — французский.
— Поднимите, пожалуйста, руки те, кто владеет французским языком.
Поднялось пять рук, затем неуверенно поднялась и опустилась шестая.
— Почему опустили руку? — спросил я. — Вы говорите по-французски или только понимаете?
Доктор-гинеколог, к которому обратился я, смущенно сказал:
— Понимаю, но говорить боюсь…
— И отлично. Пусть беседуют только те, кто свободно говорит по-французски, — навел корректив ротмистр.
— А кто знает английский?
Таких оказалось трое.
— А греческий или армянский не надо? — осведомился коммерсант Попандопуло, черноусый толстяк с восточными масляными глазами.
— Отчего ж, это тоже неплохо. Среди гостей, возможно, будут и греки. Только вы без знака господина Базилевского в разговор не пускайтесь. Бог вас знает, о чем вы там будете вести свои беседы, — бесцеремонно предупредил ротмистр.
— Вы кто по убеждениям? — Я посмотрел на присяжного поверенного.
Он растерянно оглянулся.
— Ну-ну, надо же мне знать, кто окружает меня и как я должен буду представить вас лейбористским гостям из Англии и демократам-рантье из Парижа.
— Я… я — независимый беспартийный, — робко пробормотал адвокат, бросая тревожный взгляд на офицера.
— Значит, будете у меня эс-эр, понимаете, социалист-революционер…
— Избави бог. Ведь я же никогда…
— На этот вечер — будете, — спокойно бросил ротмистр.
— Вы, господин Попандопуло, будете у нас идейным анархистом, — определил я роль греку-коммерсанту.
Как ни натянуты были минуты нашего знакомства друг с другом, но эти слова вызвали общий неудержимый смех присутствующих, и даже ротмистр рассмеялся, глядя на оторопевшего грека.
— Ничего, ничего, — успокоил я его, — запомните, две-три фамилии ваших идейных учителей. Например… — Тут я запнулся, не помня имен апостолов анархизма.
— Князь Кропоткин, Михаил Бакунин и Нестор Махно. Для одного вечера хватит. Вы, почтенный мой, запишите у себя на манжете эти фамилии и раза два назовите их, когда будете беседовать с гостями, — посоветовал контрразведчик.
В пять минут я распределил роли среди согласных на все интеллигентов. Тут были и меньшевики-бундовцы, и беспартийные прогрессисты, и монархисты.
Прошло минут тридцать, пока наконец я расшевелил этих запуганных людей, рассказал им, как следует держаться с иностранцами.
— Беседуйте с ними поодиночке и все вместе. Держитесь свободно, непринужденно, так, чтоб они видели, что у нас нет ни запрета свободы суждения и слова, нет хамства и полицейского порядка, — объяснял им, покончивший со своей бутылкой ротмистр, — все свободно, благородно и чинно. Понятно?
— Так точно… Ясно… все понятно, — вразнобой заговорили они.
— На вас, господа, надеется генерал Врангель, и вы не подведете его? — еще раз спросил ротмистр.
Мне тоже было все понятно. Ответственность за встречу нес один я, так как все эти люди являлись лишь фоном, декорацией, главным же актером предстояло быть мне. Что ж! Судьба оставила мне один шанс из ста. Мое прошлое давало мне основание выиграть свою свободу, деньги и жизнь в схватке с сыскным отделением и контрразведкой.
