Получение этой ноты внесло растерянность в правительственные круги. На следующий день стало известно, что Джунгли, в подкрепление своей ноты, проводят на границе охоту и маневры нескольких стад горилл, совсем как это было перед захватом Загорной возвышенности.
Между тем в зоологическом саду умерла старая больная самка — горилла по имени Матильда. Вдруг взяла да и померла: закашлялась, зачихала, задергалась и вытянулась на полу своей клетки.
— Ага! — закричали в один голос гориллисты. — Замучили обезьянку! Это выпад! Это демонстрация! Вы объявляете войну гориллам? Хорошо! Гориллы смогут отомстить вам за свою бедную сестру, павшую жертвой человеческого произвола и измученную в черной неволе.
Похороны Матильды превратились в мощную демонстрацию гориллистов. Сотни гориллоподобных людей шли за гробом, усыпанным цветами.
На кладбище были доставлены пышные венки из Джунглей, Громадный венок был прислан от имени господина Гориллиуса. На другом венке, сделанном из живых хризантем, была трогательная надпись: «Сестре по духу, от верховной самки, бывшей Элизабет Пиккеринг».
У могилы состоялся митинг. Гориллоподобные ораторы говорили:
— Матильда должна быть отомщена! Она требует мщения! Сердце гориллы и гориллоподобного не снесет такого оскорбления!
Вдруг, растолкав толпу, к импровизированной трибуне пробралась настоящая мохнатая горилла. Она вскочила на дерево, стоящее около могилы, и заревела:
— Гориллоподобные! Матильда будет отомщена! За мной, ко дворцу правительства. Горилльи стада уже перешли границу! Горилльи самолеты уже подлетают сюда! За мной! За господина Гориллиуса, за Джунгли, вперед!..
Забыв про Матильду и не засыпав могилы, все устремились к центру города. Там уже шло разрушение. Горилльи самолеты сбрасывали бомбы на университеты, музеи, больницы, правительственные здания. Горилльи самолеты сбрасывали бомбы в места наибольшего скопления людей. К небу вздымались столбы дыма, и зарево пожара освещало город необычайным багровым светом. Вскоре на окраинах города раздалось страшное слово: газ… По улицам бежали бледные люди в поисках газо-убежищ. Они бежали пошатываясь и затем медленно прислонялись к стенам, судорожно закрывая руками лица, но смерть настигала их, и они оседали на панели, посиневшие с выступившей изо рта пеной.
Наступила ночь. Город был объят пламенем. Одна тревожнее другой приходили телеграммы из пограничных районов. Громадные стада горилл двигались по направлению к столице. Смятение и ужас наводил на пограничные войска батальон ударной ярости.
Так началась война, страшная и кровопролитная. Смелый народ не хотел покориться гориллам и решил защищать свою родину до последней капли крови.
Эскадрильи горилльих бомбардировщиков непрерывно бомбардировали укрепления, возведенные людьми на правом берегу реки. Но люди возводили их снова и снова.
Тогда гориллы пустили в ход свои танковые части и артиллерию. Танки двинулись к реке, сметая артиллерийским и пулеметным огнем все живое, находящееся на их пути. Они успешно форсировали реку и двинулись на окопы. Но люди выскочили из окопов и бросились навстречу танкам. Они бросали гранаты под гусеницы, засовывали горящую паклю во все отверстия, и танки не могли продвинуться вперед и даже вынуждены были отступить.
Измученные, но обрадованные хоть некоторой победой, люди приготовились к новой горилльей атаке. Но эта атака началась раньше, чем они предполагали. И началась она совсем неожиданно. Совсем с другой стороны, из густого леса, еще не занятого гориллами, раздался страшный вой и треск. Это не был грохот канонады. Это не был грохот мчащихся танков. Это не был топот лошадей и крик людей. Это был звериный яростный вой без мысли, без смысла, без значения, рвущийся изнутри и выражающий только безграничную ярость.
Громадными прыжками, с дерева на дерево, то спускаясь на землю и пробегая по ней несколько шагов, то зацепившись рукой за ветку и вновь взвившись в воздух, как неистовый ураган, как неуловимая лавина, мчалась на людей стая яростных и свирепых горилл. Они были ослеплены своей яростью и не видели ни дорог, ни рвов, ни воды. Их нес их звериный инстинкт.
