— Не сдавайся!
— На Будапешт!
Из-за кордона раздался голос:
— К оружию! В штыки!
Крик. Кто-то упал. Черная река кинула на плотину новые волны. Шимон прижался к стене завода и медленно, обдуманно целился из своего револьвера.
— Чтоб его Домнезо бога… — бормотал он, скрежеща зубами.
— Камней мало! — испуганно закричал Лайош.
Окна завода «Шлик» потряс залп. Одни хотели бежать, но сзади новые тысячи не пускали отступающих. Послышались револьверные выстрелы. Месарош так ударил камнем по голове полицейского, замахнувшегося на него обнаженной саблей, что тот упал, как будто его подрубили. Йолан, визжа, наступила полицейскому на голову.
Солдаты двинулись в штыковую атаку. Полицейские отошли в сторону. Пошел дождь. Но этого никто не заметил. Цель солдат докатилась до толпы. Некоторые схватились за штыки, но, поранив руки, отступили.
— На своих же братьев идете? — закричал кто-то.
— Брат, — сказал Шимон одному солдату, — братец, опусти штык. Мы такие же рабочие, как и ты.
Но солдат смотрел на него холодными глазами. Шимон продолжал:
— Опусти, братец, штык. Мы должны идти к Будапешту, к парламенту. Иштван Тиса — негодяй!
Солдат заговорил:
— Не розумим мадярски. Я сом чех!
Шимон посмотрел на него, потом повернулся и заорал:
— Товарищи! Не просите их! Они чехи и не понимают по-венгерски. Ловко придумал император. Сюда чехов посылают на нас, а в Праге венгерских солдат ведут против чешского народа. Хитро!
— На площадь Лехел! — крикнул Месарош. — Через Фердинандов мост на Пешт.
Начался дикий бег. Конная полиция мчалась за ними, она хотела закрыть Фердинандов мост, но отдельных полицейских, которые прискакали на виадук, стащили с лошадей и сбросили под железнодорожную насыпь. Две лошади остались в водовороте толпы.
На проспекте Ваци лежали жертвы боя. Кто громко стонал, кто ругался. Санитары несли на перевязку полицейских, во вторую очередь — штатских. Некоторые пытались встать на ноги, но опять падали. Другие были неподвижны, и большие лужи крови говорили о том, что им уже не нужны ни избирательное право, ни перевязка.
7
Во дворе почты улицы Надьмезе еще накануне вечером поставили роту солдат-босняков. Перед зданием стояло несколько полицейских. На окраинах трамваи перестали ходить еще утром, а в центре города ходило несколько дюжин вагонов, чтобы создать видимость регулярного движения.
Вместо бастующих вожатых эти трамваи вели техники и контролеры.
Колонна металлистов безо всяких помех прибыла в девять часов на улицу Надьмезе. Казалось, что они доберутся до парламента и никто не встанет на дороге. Новак наблюдал за Доминичем, шедшим впереди него. Они пели рабочую «Марсельезу».
«Мы все вместе, — думал Новак. — Вот Доминич… Единство, единство!»
Нас душит голод, нужда,
Но подымемся все!
С тротуаров наблюдали за демонстрацией. Спорили.
— Они правы, нельзя дальше топтать свободу…
— Страна страдает из-за Иштвана Тисы…
— Ведь в конце-то концов Венгрия — это Европа. Пусть квалифицированным рабочим дадут избирательное право…
Когда песня умолкла, Новак наклонился к Доминичу:
— Доминич!
Доминич обернулся. Он был в хорошем настроении. Новак встал рядом с ним.
— Здравствуй, Пишта! Давай помиримся, — сказал Новак тихо и протянул руку.
— Здравствуй! — ответил Доминич. — Видишь, друг, всему приходит свое время.
— Вижу, Пишта.
— Ни один полицейский не смеет встать нам поперек пути. Они струсили. И воинских частей даже не выпустили.
— Огромная демонстрация, такой еще не было, — сказал Новак радостно.
— Будь уверен, еще сегодня вечером правительство захочет договориться с нами.
Новаку казалось, что он сам никогда, ни на секунду не был прав и что, в сущности говоря, он глупый и неуживчивый человек.
Они шли уже по бульвару Терез.
…На улицу Надьмезе прибыл полицейский на велосипеде. Перед телефонной станцией он спрыгнул.
— Разрешите доложить, — отдал он честь начальнику, — по бульвару идет десятитысячная толпа. Самое большее через десять минут они будут здесь.
Со двора телефонной станции появился эскадрон конной полиции. Через несколько минут прибежала жандармерия, находившаяся во дворе консерватории. Командующий полицейский офицер послал полуроту солдат к началу улицы, перед ними встал взвод конных полицейских. Жандармов и пеших полицейских он разместил по разным переулкам.
