Ввиду того что сие воззвание подходит под 171—173-й параграфы уголовного кодекса, касающиеся бунта, ясно, что собрания, созванные путем таких противозаконных воззваний, ставят под угрозу и собственность и общественный порядок. Митинг, назначенный на вышеупомянутом месте, я не признаю, а собрание перед парламентом и уличную демонстрацию запрещаю. После того как сообщил об этом населению столицы, я должен добавить, что принял все меры, дабы защитить права закона, общественного порядка и частной собственности от каких бы то ни было покушений.
Ввиду того что я отдал распоряжение и касательно того, чтобы защитить честных и желающих работать рабочих от возможных нападений на них, я также взываю к рабочим, чтобы они не позволяли превратить себя в орудие бунтарей, чтобы не принимали участия в уличной демонстрации, а продолжали обычную честную работу. Согласно своим законным обязанностям полиция выступит во всеоружии для подавления предполагающихся уличных беспорядков.
Поэтому прошу всех жителей и честных рабочих столицы, чтобы они даже из простого любопытства не присоединялись к скоплениям народа, потому что при неизбежном вмешательстве полиции нельзя гарантировать безопасность мирных граждан, которые пришли на место демонстрации из простого любопытства.
Деже Бода, полицмейстер,
Будапешт 22 мая 1912 года».
Лайош Рошта прочел извещение, потом вынул перочинный нож.
— Все прочли? — спросил он, обращаясь к разросшейся толпе. — Ну, тогда катись, плакат, со стены!
— Нет! Да!.. Нет еще! — послышались голоса.
Лайош начал сдирать перочинным ножом со стены плакат.
— Это что такое? Что делают с плакатом? — раздался голос.
Лайош Рошта обернулся. За спиной у него стоял полицейский.
— Я сдираю его, — ответил мальчик. — Мы не читаем такой пакости.
— Не смейте трогать!
— Очень даже смею! — И он содрал еще кусок плаката.
Полицейский схватил Лайоша за руку, но толпа зашумела.
— Отпустите его, а то не обрадуетесь! — послышалось со всех сторон.
Полицейский вынул свисток, но едва успел он поднести его к губам, как Шимон поднял руку и так ударил кулаком по свистку, что тот провалился во рту полицейского.
— Будешь свистеть, сукин кот? — кричал Шимон. — Свисти!
Кто-то колотил полицейского сзади, кто-то отстегнул его саблю, по шлему стукнули так, что он осел почти до шеи. Град ударов согнал представителя власти с тротуара на мостовую. Полицейский убежал.
— Хороши пятки у господина полицейского, так и сверкают, — сказал Месарош, тяжело дыша. — Пошли!
Теперь их было уже человек сто. Гул шагов стал ритмичным. Дойдя до следующего угла, они увидели на железных воротах фабрики «Фаркаш и К°» новый плакат:
«Исполнительный комитет организации работодателей венгерских металлообрабатывающих и металлургических заводов и строителей решил, что всех рабочих, которые 23 мая не явятся на работу, будут считать выбывшими и их не возьмут на работу до тех пор, пока сам комитет не примет относительно этого коллективного решения.
Заявляем также, что локаут продолжается пока до 10 июня, ввиду того что предприниматели не согласны терпеть, чтобы чуждые элементы решали, когда работать и когда не работать заводам!»
— Лайош, оставь ты плакат! Чтоб они сдохли! Пойдем!
— Пойдем! Пойдем!
Они пришли на сборный пункт неподалеку от городской управы. Там собралось уже тысячи три рабочих. Лайош Рошта схватил свою мусорную тележку. Ряды построились. Пашерович и еще трое мороженщиков везли тележки с мороженым, — и толпа двинулась вперед.
Загремели песни.
3
— Шаролта, как ты думаешь, надеть мне новые желтые ботинки или сойдут и старые хромовые? — спросил Доминич, сидя на кровати.
Шаролта еще валялась в постели. Ночью она открывала парадное, и поэтому ей хотелось спать.
— А идти обязательно?
— Ну, а как ты думаешь? Не раздражай меня, не то я взбешусь! Обязательно надо пойти. Что скажут, если я, второй секретарь союза, не приду? Слишком много языком треплешь. Что это за безобразие? Так какие мне надеть — новые?
— Ну конечно, новые! — вздохнула Шаролта, сдаваясь. — И синий костюм. Принарядись как следует. Там, в шкафу, висит подаренный галстук, повяжи его бантом… Подожди, я сама повяжу. Уж, по крайней мере, оденься прилично, как подобает секретарю.
