В нетерпением дождавшись вечера, когда Полянски можно застать дома. Питер направился к нему. Доктор жил в построенном специально для главврача европейском домике. На улице уже стемнело, и, не опасаясь, что Полянски заметит его, Стоун заглянул через окно в освещенную комнату, доктор писал, близоруко склонившись над тетрадью. Питер не впервые заставал Полянски за этим занятием и подумал, что неплохо бы эту тетрадь изъять, она может оказаться дневником, а значит поведать много интересного.
Когда Питер, постучавшись, зашел, тетради на столе уже не было — доктор спрятал ее от посторонних глаз. Стоун ухмыльнулся и, поздоровавшись, спросил:
— Доктор, хочется отвлечься. Ваш госпиталь — это такая дыра и тоска, черт его подери. Надин и древесная водка насточертели! Дайте почитать, например, что-нибудь про тропические болезни.
— Боюсь, вы там ничего не поймете, — ухмыльнулся Полянски, скептически потирая переносицу.
— Пойму! — кивнул Стоун как можно безобидней.
— Простите, если задел, — спохватился доктор. — На самом деле, я подразумевал термины, которые останутся для вас загадкой, — Полянски на минуту замолчал, пытливо ожидая хоть какой-то реакции собеседника, но Стоун молча смотрел на него, стараясь делать это как можно менее осмыслено. — Ладно… Подождите немного, сейчас я что-нибудь подберу подоступней.
Доктор поднялся и принялся рассматривать стеллаж с книгами, что-то бормоча себе под нос. Стоун в это время огляделся, однако не нашел ничего достойного своего внимания и переключился на письменный стол. На нем был образцовый порядок: стоящие в подставке письменные принадлежности, сложенные в стопочку книги, ваза с фруктами — ничего лишнего. Стоун заметил, что в урне что-то белеет. Сначала он решил, что это впопыхах спрятанная тетрадь, однако, присмотревшись, понял, что это скомканный листок, наверняка вырванный из дневника, потому что кроме него в урне ничего нет, а значит, листок появился здесь совсем недавно. Если изъять, то наверняка можно разжиться кой-какой информацией.
Насвистывая, Стоун стал прогуливаться по комнате, ненавязчиво приближаясь к урне. Действовать надо было быстро, пока доктор занят книгами, и как можно тише, чтобы не привлечь внимания. Подойдя к столу, Стоун якобы случайно задел вазу с фруктами. К его удивлению доктор даже не обернулся, так он был увлечен поисками. Буркнув извинения, Питер стал одной рукой проворно собирать фрукты, а другую молниеносно запустил в урну, не сводя глаз со спины Полянски. Несколько секунд и листок оказался в заднем кармане брюк, а фрукты вернулись в вазу.
— Вот, наконец-то, — проворчал доктор, сжимая в руках увесистый томик.
Вернувшись в свою хижину, Стоун первым делом разгладил листок, добытый из корзины Полянски. Питер, конечно, знал, что у докторов неразборчивый почерк, но чтоб настолько?!! Из всего написанного мелкими крючками на весь лист текста ему удалось разобрать только пару фраз. Это было личное письмо, написанное некой Элизе. Доктор жаловался на жару, влажность, проклинал войну и какую-то болезнь, название которой разобрать не удалось. Стоун так расстроился, что с трудом заставил себя не рвать листок, а отложить на всякий случай. Затем стал читать статью про лихорадку дум-дум. Как и предсказывал Полянски, некоторых терминов Питер действительно не понял, однако при третьем прочтении все становилось более-менее ясным. Однако ничего, проясняющего его подозрения, в статье не было. Все примерно так, как и сказал доктор. И все же сомнения, что что-то не так с этой лихорадкой не покидали. Стоун решил провериться до конца: он выписал на листочек названия лекарств, которые в справочнике указывались как эффективные, и, вздремнув пару часов, рано утром направился к палатке Догса.
Преступник выглядел хуже, чем вчера: лицо и шея отекли еще больше, появились синяки. Видимо сюда с вечера никто не заходил, потому что на подушке красовалось несвежее рвотное пятно. Стоун брезгливо остановился у входа, не решаясь подойти поближе. Он старался не смотреть в сторону больного, пытаясь разглядеть издалека названия лекарств.
