– Когда никого не будет поблизости, ты можешь отогнуть поля. – Дуг окинул ее критическим взглядом. Уитни казалась бесформенной, без признаков пола... пока не подняла глаз и не посмотрела на него.
Да, пожалуй, нельзя сказать, что у нее отсутствуют признаки пола. Глаза Уитни напомнили ему, что под этой хламидой все же есть кое-какие формы. Дуг засунул рюкзаки в корзины, прикрыв сверху оставшимися фруктами и провизией.
– Когда мы выйдем на дорогу, ты должна опустить голову и идти сзади меня, как подобает дисциплинированной жене.
– Теперь понятно, какие у тебя представления о женах.
– Давай трогаться в путь, пока наши друзья не вернулись. – Дуг поднял корзины на плечи и двинулся вперед по круто уходящей вниз, неровной тропинке.
– Ты ничего не забыл?
– Поросенка возьмешь ты, любимая. Поскольку выбору нее был ограничен, Уитни отвязала веревку от дерева и потянула за собой не желавшего сотрудничать поросенка. Довольно скоро она решила, что проще нести его на руках, как упрямое дитя. Поросенок несколько раз пискнул и затих.
– Вперед, маленький Дуглас, папа ведет нас на рынок.
– Хитрая задница, – проворчал Дуг, но, когда они миновали рощу, ухмыльнулся.
– Действительно, есть некоторое сходство, – сказала Уитни, притормозив у подножия холма. – Я имею в виду рыльце.
– Мы пойдем этой дорогой на восток, – сказал Дуг, не обращая внимания на ее слова. – Если все будет удачно, к ночи мы дойдем до побережья Держа на руках поросенка, Уитни начала спускаться по крутым грязным ступеням.
– Ради Христа, Уитни, отпусти ты этого проклятого поросенка. Он может идти сам.
– Тебе не следует ругаться при ребенке. – Уитни осторожно опустили поросенка, подтянув веревку так, чтобы поросенок мог бежать рядом с ними Гора, кусты, а с ними и укрытие остались позади. С вертолета, размышляла Уитни, они, вероятно, могут сойти за малагасийскую пару. Вероятно. – А что, если мы наткнемся на наших хозяев? – спросила она, когда, обернувшись, увидела сзади соломенные шляпы. – Они могут решить, что тот, кто занимался нишей одеждой, – большой оригинал.
– Ладно, рискнем. – Дуг двинулся вперед по узкой дороге и убедился, что, его предположение верно – ноги Уитни будут достаточно грязными уже через полчаса. – С ними будет гораздо легче, справиться, чем с обезьяньей командой Димитри.
Так как дорога впереди казалась бесконечной, а день только начинался, Уитни решила поверить ему на слово.
Через полчаса Уитни почувствовала, что дамба скоро ее задушит. В такие жаркие дни она предпочитала надевать на себя как можно меньше одежды и как можно меньше двигаться. Вместо этого ей пришлось влезть в длинный мешок с длинными рукавами, завернуться в многометровую дамбу и отправиться на пятидесятикилометровую прогулку.
Мемуары у нее будут очень интересными и будут называться «Как я путешествовала с моим поросенком», решила Уитни…
Во всяком случае, ей все больше нравился этот малыш. Он с царственным видом шел вперед, переваливаясь с ноги на ногу, на ходу поворачивая голову из стороны в сторону, как будто возглавлял процессию. Уитни гадала, как он отнесется к перезревшему манго.
– Знаешь, Дуглас, – сказала Уитни, – он такой хорошенький.
Дуг бросил взгляд на поросенка:
– Он будет еще лучше, если его зажарить целиком.
– Ты говоришь отвратительные вещи. – Она посмотрела на него укоризненным взглядом:
– Ты этого не сделаешь.
Да, он действительно этого не сделает, просто потому что его желудок к такому не приспособлен. Но Уитни не стоит знать о подобной чувствительности, да ей, наверное, и неинтересно, что Дуг предпочитает окорок в хорошо обработанном и упакованном виде.
– У меня есть рецепт приготовления кисло-сладкой свинины. Она ценится на вес золота.
– Сохрани его на будущее, – резко произнесла Уитни. – Этот маленький поросеночек находится под моей защитой.
– Как-то три недели работал в китайском ресторане в Сан-Франциско. Когда я покидал город, у меня было классное рубиновое ожерелье из музея, заколка для галстука из черного жемчуга размером с яйцо малиновки и масса замечательных рецептов. – От всего этого у него сохранились только рецепты. – Надо мариновать свинину целую ночь. Она становится такой мягкой, что прямо-таки тает на тарелке.