На эстраду вышел щуплый человек во фраке с длинными фалдами. Он сел, несколько раз передвинул с места на место стул и стал задумчиво тереть свои длинные, тонкие пальцы. При этом он смотрел куда-то поверх рояля. Рыжие волосы его были зачесаны назад и обнажали высокий выпуклый лоб.
Пианист уронил подбородок на галстук, торчащий, как крылья большой белой бабочки, и положил пальцы на клавиши. Он играл Шопена. Прохор насмешливо косился в мою сторону. Кажется, он искренно начинал скучать. Но вот зазвучали бравурные ноты мазурок. Потом был сыгран вальс, полонез. Пианист перешел к Листу. Тяжелые басы «Funerailles» падали в зал. Прохор больше не щурился пренебрежительно. Он подпер голову ладонью и, не отрываясь, глядел на пианиста. По мере того как музыкант играл, его рыжие волосы беспорядочно падали на лоб, на виски, огненными прядями закрывали большие прозрачные уши. Закинув голову, музыкант глядел куда-то поверх рояля, за черный бархат кулис...
Кончилось первое отделение. Я сказал:
— Пойдем?
Прохор только поглядел удивленно и ничего не ответил. Мы остались. Во втором отделении он был само внимание.
— Чорт бы его побрал, — сказал он, выходя из зала, — ах, чорт бы его взял!
Как-то само собой вышло, что мы вместо ресторана вернулись на вокзал. Сидя в темном вагоне пригородного поезда, я спросил:
— А как же с отдыхом?
Он долго глядел на меня молча. Потом серьезно проговорил:
— Это так здорово!.. Я по-настоящему отдохнул. Объясни мне, пожалуйста, откуда этакая силища в таком щуплом человеке? Пальцы, как спички, а погляди... Словно взял он меня, поднял и носил где-то там, чорт его знает где...
В жизни каждого из нас бывают темные дни. Таким темным днем для Прохора был тот, когда он, лишившись в бою своего самолета, оказался отрезанным от нашего расположения. Прохор добрался с танкистами почти до самых наших линий. Они оставили его в леске и снова ушли в бой. Уверенный в том, что по ту сторону леска увидит своих, Прохор почти открыто вышел из него. Но первое, что предстало его взору, был немецкий патруль. Оставалось только как можно скорее нырнуть обратно в лес, пока не заметили враги.
Вся ночь ушла на то, чтобы отыскать старого знакомого, «человека в очках» — предводителя партизанского отряда. Тот готовился к серьезной операции. Нужно было, не поднимая лишнего шума, так как силы партизан были ограничены, изъять из нацистского штаба карты. Все было подготовлено к тому, чтобы под видом «делегации жителей» проникнуть в штаб. «Человек в очках» предложил Прохору, как военному человеку, понимающему толк в картах, принять участие в операции. Прохор с радостью согласился. На него пала обязанность отвлечь внимание немецких офицеров, пока его спутники не оглядятся в доме штаба. У «человека в очках» был большой опыт в таких делах
Все шло как по расписанию. Делегаты стояли перед немецким капитаном. Прохор, разыгрывая предателя, давал фантастические сведения о расположении частей Советской Армии. Капитан слушал его недоверчиво, но наконец не вытерпел и развернул карту.
— Herr oberst! — крикнул он за перегородку. — Kommen sie mal hier! Es gibt etwas wichtiges glaube ich[2].
В дверях появился небольшой краснолицый полковник в золотых очках. Он оглядел стоящих с шапками в руках «делегатов» и молча подошел к карте:
— Nun, was noch?[3].
Прохор только что начал водить пальцем по карте, поясняя свой рассказ, как двое конвойных ввели маленького человека в изорванном пиджаке, подпоясанном тонким ремешком. Рядом с шубами офицеров и запорошенными снегом солдатскими шинелями конвоиров этот пиджак производил впечатление наивного маскарада. Но, глянув на арестованного, Прохор понял, что о маскараде не может быть и речи: лицо пленника было серо-синим от холода, зубы скалились, как у затравленного зверька. На не покрытой голове ярко горела копна рыжих волос. Прохор не сразу вспомнил, откуда знает этого человека. А вспомнив, вздрогнул: это был пианист, тот самый пианист, которого он когда-то слушал...
Офицеры заговорили между собой. Прохор прислушался:
— Вот, господин полковник, тот самый еврей, которого вчера поймали около моста. Продолжает твердить, будто он музыкант и не имеет никакого отношения к порче моста.
