— В прошлом. И как вы сказали, мэм, с тех пор много воды утекло. Я оставил службу более пяти лет назад.
«Мэм»? Виктория наблюдала, как он наклонился и поднял ноутбук с пола. Разумеется, он здесь по делу, но у нее нет никакого желания вести с ним дела. Снова что-то начать с ним? Нет, ради Бога… «Мэм»?
Он выпрямился и посмотрел на нее без всякого выражения.
— Если вы проводите меня туда, где у меня была бы возможность приступить к работе, мы могли бы начать.
Ей следовало радоваться, что он внезапно перешел на деловой тон. Она и радовалась. Единственное, почему она мешкала, говорила она себе, — это потому что хотела, чтобы мужчина, которого она знала когда-то, ушел, испарился, исчез…
К сожалению, она боялась, что ей не обойтись без Джона Мильонни, если она хочет найти своего брата как можно скорее. Она вспомнила, что, когда Роберт говорил о подходящем человеке, он назвал именно это имя. Джон Мильонни — лучший специалист по розыску подростков. Она глубоко вздохнула, сдаваясь.
— Пожалуйста. Пройдем в кабинет отца.
Лучше поскорее покончить с этим. Чем быстрее она это сделает, тем быстрее Рокет, он же Джон Мильонни, займется ее вопросом. А она сможет общаться с ним через Роберта.
Они устроились лицом друг к другу в кожаных креслах. Он включил компьютер и нашел нужный файл. Виктория тем временем исподтишка рассматривала его. Единственным отличием, бросавшимся в глаза, была длина его волос. Когда они познакомились, он носил короткую стрижку морского пехотинца, но сейчас его волосы были длиннее, чем у нее. Однако это не придавало его лицу женской мягкости, а, наоборот, лишь подчеркивало острие скулы, орлиный нос и худощавую угловатость его черт.
Зазвонил мобильный телефон, нарушив тишину отделанного темными панелями офиса. Недовольно пробубнив извинения, Рокет с присущей ему грацией потянулся за кожаным кейсом, который положил на маленький стол рядом со своим креслом. Поднеся трубку к уху, он произнес:
— Мильонни.
Наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц, пока он задавал обычные вопросы, сопровождая ответы утвердительным «ну да, ну да», и делал кое-какие пометки в своем блокноте, она заключила, что он такой же высокий и худощавый, как шесть лет назад. Несмотря на широкие плечи, он относился к тому типу людей, которые кажутся обманчиво хрупкими в одежде. Но она знала, что под черной трикотажной футболкой и обтягивающими черными джинсами скрывались мускулы, твердые как гранит.
Ее взгляд прошелся по его джинсам, остановившись на продолговатой выпуклости меж бедер. Она вздрогнула и поспешно отвела глаза. Что за черт, еще не хватает, чтобы она вновь погрузилась в воспоминания.
Но несмотря на все ее попытки совладать с собой, события шестилетней давности с поразительной четкостью всплыли в ее голове. Пробуждение чувств, познание себя, безопасность… С ним она смогла дать волю своим сексуальным инстинктам, а он дарил ей столько наслаждения… И хотя он признавал лишь легкость и необязательность в отношениях, она ощущала глубокую привязанность к нему. После той жизни, какую она вела дома, находясь под постоянным давлением со стороны отца, будучи мишенью для его насмешек, она нашла грубоватую нежность Рокета даже более соблазнительной, чем его сексуальная изощренность.
Невольно уголки ее губ приподнялись. Возможно, она даже немножко вытянула их вперед. Потому что и то и другое было прочно сплетено в ее воспоминаниях. Одному Богу известно, насколько она была тогда переполнена тем, что он делал с ней; с ним она чувствовала себя самой прекрасной, самой нежнейшей, самой сексуальной женщиной во всей Вселенной. Нет, она не была влюблена, по крайней мере сначала. Но, привыкшая вечно держать оборону и противостоять постоянным нападкам, она вдруг обнаружила, что галантные комплименты, внимательность и чувство защищенности действуют на нее сильнее, чем шпанская мушка.
— Рокет! — закричала она и залилась радостным смехом. Солнце, прибой и песок внезапно слились в сверкающем калейдоскопе, когда он подхватил ее на руки и закружил… Она мимолетно отмечала то, что проносилось мимо, но смотрела только на мужчину, сжимавшего ее в объятиях. В ней было фунтов пятнадцать, и она едва ли напоминала хрупкий цветок. Но он держал ее с такой легкостью, словно она весила не больше пушинки.
