Сыщик очень внимательно выслушал его и, когда Малкольм закончил, сказал:
— Наезд в Ньюмаркете мог быть случайностью. Водитель, например, мог потянуться за сигаретами. Был недостаточно внимателен, заметил вас в последнюю секунду… растерялся, слишком сильно повернул руль.
Малкольм посмотрел на меня.
— Как ты думаешь, это возможно?
— Нет.
— Почему? — спросил Вест.
— Когда водитель увидел нас, он нажал на акселератор.
— Но ведь мог же он непроизвольно надавить ногой на педаль?
— И сразу включил фары на полную мощность.
— Небрежный водитель? Или пьяный?
— Возможно, — я покачал головой. — Настоящие неприятности начались бы, если бы машина все же сбила нас — или Малкольма. Нужно было бы найти свидетелей. Водитель должен был остановиться, а не уезжать с места происшествия. Номер машины должен быть записан и передан полиции.
Вест печально улыбнулся.
— Это легко было бы сделать разве что днем и на людной улице.
— Так ты считаешь, — обратился Малкольм ко мне, — что тот водитель не собирался меня убивать?
— Нет, я сказал только, что он страшно рисковал.
— Разве какой-нибудь свидетель бросился нам на помощь? — повысил голос Малкольм. — Разве кто-нибудь удосужился хотя бы выразить сочувствие? Нет, черта с два! Ничего подобного! Разве кто-нибудь попытался остановить ту машину или записать ее номер? Черта с два!
— Тем не менее, — сказал Вест, — ваш сын прав. Лихач в людном месте действительно очень рискует. Если бы это случилось здесь, а я не могу сказать, господа, что это невозможно, предполагаемый результат должен оправдывать степень риска, или… э-э-э… другими словами…
— Другими словами, — мрачно прервал его Малкольм, — Ян совершенно прав: они снова попытаются меня убить.
Норман Вест сразу же сделался каким-то бесконечно усталым, как будто грехи человеческие давили ему на плечи слишком тяжким грузом. Я подумал, что при его профессии Вест, наверное, всю жизнь наблюдал за преступниками и жертвами. Кроме того, ему было уже под семьдесят, и он всю ночь не спал.
— Я возьмусь за ваше дело, — спокойно сказал Вест без малейших признаков воодушевления.
Я глянул на Малкольма. Уверен ли он, что Вест — лучший из детективов, которых мы можем нанять, хватит ли его опыта и сообразительности? Малкольм, похоже, нисколько не сомневался. Следующие пять минут они договаривались о гонораре, который показался мне подозрительно скромным.
— Мне нужен только список, — сказал наконец Вест. — Список лиц, которых нужно проверить. Имена, адреса и род занятий.
Малкольм неожиданно почувствовал неловкость, как будто проверка расплывчатого понятия «семья» сильно отличалась от проверки каждого по отдельности. Тогда я взял лист фирменной бумага «Савоя» и стал составлять список.
— Так, — начал я, — вначале идет Вивьен, первая жена моего отца. Госпожа Вивьен Пемброк.
— Только не она, — возразил Малкольм. — Это сущая нелепость.
— Нужно проверить каждого, — решительно сказал я. — Без исключений. Так мы будем уверены, что никто из них не причастен к покушениям… потому что, как только они поймут, что происходит, сразу пойдут такие злобные сплетни…
— Они не догадаются, — недовольно бросил Малкольм.
«Это вряд ли», — подумал я. А Весту сказал:
— Они все регулярно звонят друг другу, но очень редко из-за каких-то дружеских чувств, почти всегда из злости и зависти. Они не станут объединяться против вас, потому что вообще редко находят между собой общий язык. Некоторые из них отъявленные лжецы. Не верьте ничему, что каждый из них будет говорить о других.
— Ян!!! — возмутился Малкольм.
— Я один из них и знаю, что говорю.
После Вивьен я написал на листке имена ее детей:
Дональд
Люси
Томас
— Томас женат на Беренайс, — сказал я и дописал ее имя рядом с Томасом. — С ним легко иметь дело, с ней — нет.
— Первоклассная самка, — бросил Малкольм. Вест только кивнул.
— Люси замужем за человеком по имени Эдвин Жук. Ей не нравилась эта фамилия, и она заставила мужа взять фамилию Пемброк. Таким образом, она и после замужества осталась миссис Пемброк.
Вест кивнул.
— Люси — поэтесса, — продолжал я. — Люди, которые разбираются в стихах, говорят, что ее вещи достаточно хороши. Она написала множество стихов на возвышенные темы, которые Эдвин, я уверен, считает скучными. Ему они давно надоели.
